На день погребения моего (ЛП)

Во сне однажды ранним утром она стояла перед ним и держала в руках объект. Она была обнажена и плакала: «Не должна ли я была забрать это ужасное устройство и сбежать к другим берегам?». В ее голосе не было той бодрящей остроты холодного сарказма, он был беззащитен, манил его своей печалью. Этот сон был про Умеки, но, кроме того, это был один из тех математических снов, широко известных в фольклоре. Он видел: если бы Q-волны были каким-то образом долготными, если бы они каким-то образом перемещались сквозь Эфир, как звук перемещается по воздуху, если продолжить аналогию со звуком, где-то в атмосфере должна быть музыка, которую он тут же непременно услышал или принял. Переданное сообщение, кажется, гласило: «В глубинах уравнений, описывающих характеристики света, уравнений поля, Векторных и Кватернионных уравнений лежит набор инструкций, путеводитель, карта скрытого пространства. Двойное преломление возникает снова и снова как ключевой фактор, позволяющий обозреть Тварный мир, находящийся сбоку, рядом с этим, так близко, что он захлестывает наш мир там, где перепонка между мирами, во многих местах, стала слишком ненадежной, слишком проницаемой с точки зрения безопасности... В зеркале, в выражении скаляра, в дневном свете, в очевидном и принимаемом как должное всегда лежит, словно ждет, темный путеводитель, путеводная нить совращенного пилигрима, безымянная Остановка перед первой, в афотической нерукотворности, где еще не существует спасения.

Он проснулся, впервые за долгое время зная, что должен делать. Словно рассосался гнойный свищ. Всё было понятно. Это устройство оказалось в высшей степени опасным, оно могло навредить тому, кто его использовал, так же, как мишени. Если военная разведка Бельгии перепутала его с «Кватернионным оружием», мифическим или нет, интерес других сил может оказаться действительно значительным. Это принесет больше бед огромному количеству невинных душ мира, чем пользы любому правительству. С другой стороны, если бы оно попало к кому-то, кто его поймет и оценит...

Умеки медленно повернулась, комкая простыни, мурлыча мелодию собственного сочинения и покусывая его сосок.

 — И тебе коничива, мой маленький цветочек сливы.

  — Мне приснилось, что ты улетел на дирижабле.

 — Я не собираюсь уезжать никогда. Если...

 — Ты уедешь. И мне придется жить без тебя.

   Но в ее голосе не было печали, он согнулся под весом сна.

 Потом они лежали и курили, собираясь в последний раз покинуть комнату.

— Появилась новая опера Пуччини, — сказала она. — Американец предает японку. Баттерфляй. Он должен бы умереть от стыда, но нет, умирает Баттерфляй. Какой вывод мы можем сделать? Что японки умирают от стыда и бесчестья, а американцы — нет? Возможно, они не могут умереть от стыда, потому что у них нет культурного багажа? Это как будто твоя страна обречена просто по инерции двигаться вперед, независимо от того, кто на ее пути или под ногами?

   Словно что-то вспомнив, он сказал:

  — Лучше я тебе кое что подарю.

   Она пристально взглянула на него поверх изгиба подушки:

— Это никогда не принадлежало тебе, так что ты не можешь кому-то это подарить. Это было моим прежде, чем я узнала о его существовании.

 —  Знаю, это твой способ говорить «спасибо».

— Я должна буду показать это Кимуре-сан, чтобы выяснить, что он может с этим сделать.

—  Конечно.

  — Японское правительство — насчет них я не уверена.

  — Ты поедешь домой?

   Она пожала плечами:

  — Я не знаю, где это. А ты знаешь?

На Остенде-Вилле было мгновение, вскоре растворившееся в целеустремленном шуме и дыме угля, пивном веселье, в грохоте музыки Рута Табсмита, который играл на укулеле попурри, включавшее дико популярный «Матчиш» Бореля-Кларка, когда Кит мельком увидел, что Остенде — не просто еще один фешенебельный курорт для людей с избытком денег, а западный якорь континентальной системы, которая, так уж случилось, включала в себя «Восточный экспресс», «Транссибирский экспресс», экспресс «Берлин-Багдад» и так далее в стальной прогрессии по территории Мирового Острова. Он еще не знал, как хорошо спустя несколько сезонов изучит Империю Пара и как, благодаря любезности Международной Компании Литерных Вагонов, Compagnie Internationale des Wagons-Lits, менее чем за двести франков можно с комфортом приехать на Восток, головокружительно и, вероятно, навсегда. Он искал Умеки в толпе на платформе, даже в тех ее подгруппах, в которых ее точно не могло быть, справляясь в протоколах судьбы, куда ему идти, куда сворачивать, к каким группам он принадлежит и к каким — нет. Ее там не было, ее не могло там быть. Чем больше ее там не было, тем больше она была там. Кит предположил, что это объясняется каким-то постулатом теории множеств, но поезд тронулся, его мозг оцепенел, его сердце было в изоляции, за окном мелькали дюны, потом канал Брюгге, жаворонки взлетали со стерни полей, собираясь в линию обороны против осени.