На день погребения моего (ЛП)

 — Die Nullstellen der æ-Funktion, нулевые точки æ-функции, — она произнесла это так, как другая девушка могла бы произнести «Париж» или «Ричард Хардинг Дэвис», но также и с ноткой предостережения: хотя у нее может быть активное чувство юмора, оно не распространяется на Римана. Кит редко, если вообще когда-либо, за все эти годы блужданий по дороге «Нью-Йорк — Нью-Хейвен», от дебютанток к нимфам злачных мест, встречал что-нибудь столь же страстное, как эта прямая спина и высоко поднятая голова. Ее шея была так необычайно тонка и длинна.

 —  Не хотелось тебе говорить, но это не так уж и сложно доказать.

— О, Вектористское доказательство, несомненно. И только чрезмерная скромность не позволяет тебе его опубликовать.

Она порылась в хаосе комнаты и нашла лист бумаги со свободным местом, на котором еще можно было писать:

 — На самом деле я ищу способ не столько решения задачи Римана, сколько применения æ-функции к ситуациям векторного типа, например, беря определенный набор векториальных вероятностей, как если бы их можно было нанести на карту в виде набора комплексных чисел, изучаю характеристики и тому подобное, начиная с векторных систем в координатах простых чисел — хорошо известны два и три, конечно, но потом еще пять, шесть, семь, одиннадцать и так далее в том же духе.

 — Только простые числа. Значит, четвертое измерение не рассматривается.

— Четверка не рассматривается, прости. Сложно представить менее интересное число.

  — Если только ты не...

  — Что?

  — Извини. Я думал вслух.

  — А.

   Эта удивительная девушка флиртует? С какой стати, он не знал.

  — Боюсь, откроется смерть.

  — Правда?

  — Ну...

Вот когда Кит впервые услышал о И. П. Н. Т. со штаб-квартирой в Лондоне и о призрачном неопифагорейском культе тетралатрии или поклонения числу четыре — сейчас это было повальным увлечением в определенных европейских кругах, «не говоря уж о эллипсах и гиперболах», в широком смысле родственных И. П. Н. Т., фактически, как некая соответствующая группа. В те дни среди тех, кто был склонен к изучению мистики, четвертое измерение, благодаря трудам мистера Ч. Говарда Хинтона, профессора Иоганна К. Ф. Цёлльнера и других, было в определенной моде, «или лучше сказать «туманности»? — заметила Яшмин.

— Окей. Вот доказательство Римана..., — он написал без запинок, всего дюжина строчек. — Пропустим все очевидные этапы, конечно...

— Конечно. Выглядит странно. Что это за перевернутые треугольники снова?

Вдруг с улицы раздался ужасающий металлический стук и грохот у парадного входа, сопровождаемый вульгарной песней лишенной слуха пивной компании под окнами. Она посмотрела на Кита, ее губы были сжаты, она многозначительно кивала:

—  Так это был фокус. Ну да. Подлый розыгрыш.

 — Что?

 — Подстроил это для своих маленьких собутыльников, чтобы показать им, что я хотела найти кричаще очевидную ошибку в этом...твоем «доказательстве».

— Это всего лишь Хамфрид и еще несколько парней, пытаются вставить Hausknochen в замок. Если ты хочешь спрятаться, я бы предложил кладовку, вон там.

—  Они...живут здесь?

 — Не здесь, но на расстоянии не более двух-трех кварталов отсюда. Или вы, ребята Римана, называете это «метрическим интервалом»?

—   Но почему твои друзья используют его ключ...

— На самом деле, как выяснилось, каждый Hausknochen подходит практически ко всем замкам в округе.

—   Следовательно...

 —  Светская жизнь непредсказуема.

   Она покачала головой, опустив глаза в пол:

  — Ауфвидерзейн, герр профессор Траверс.

По ошибке она выбрала не ту дверь — это была не дверь черного хода, хотя выглядела так же, и по весу, как она прикинула, почти такая же, действительно, кажется, находилась в том же углу номера Кита, что и дверь черного хода, но всё же, как ни странно, не была дверью черного хода. Как такое возможно? Фактически, начнем с того, что это была даже вообще не дверь, а что-то, предназначенное для того, чтобы позволить человеческому мозгу интерпретировать себя как дверь, поскольку выполняло ту же функцию.

С другой стороны двери Яшмин оказалась на углу Принценштрассе и Виндерштрассе — здешним математикам он был известен как нулевая точка города на системе координат Геттингена.

  — Возвращение к нулю, — пробормотала она себе под нос. — Начнем сначала.

Такие экскурсии не казались ей очень уж необычными — такое случалось и раньше, и когда она узнала, что от них, похоже, не будет вреда, научилась равнодушно пожимать плечами и возвращаться к повседневным делам. Это расстраивало ее не больше, чем пробуждение после осознанного сновидения.

Вернувшись в пространство обыденности, Кит заметил, что Яшмин, судя по всему, прошла сквозь твердую стену, но у него почти не было времени на недоумение — с лестницы в комнату с грохотом ввалился Хамфрид со своей марионеткой Готлибом.

Их действительно редко видели по отдельности, их движущей силой было общее увлечение подробностями чужих жизней, неважно, насколько тривиальными.

 — Ладно, где она?

— Где кто, а если уж зашла речь о «где», Готлиб, где те двадцать марок, которые ты мне должен?