На день погребения моего (ЛП)

— По сути, от Ренфрю, — сказал Рэтти, — через бывшего студента, который получил ее у другого студента, и так далее. Очередное транснациональное хитросплетение —  сеть Ренфрю уже окутала планету, не удивлюсь, если и другие планеты тоже.

—  Сложность этих газовых схем, — сказал Коум, —  заключается в том, что эти зловещие поля засевают, а потом, как ни странно, часто забывают об этом. Продвижение вперед превращается в отступление, а во время отступления можно взлететь от своей собственной петарды, это классика. Кроме того, не ясен режим эксплуатации. Дистанционное управление? Электричество? Включается под весом бака или человеческой ноги? Запускается в небеса, как сигнальные ракеты, вспыхивающие в безмолвных невидимых облаках?

   Киприан пристально рассматривал карту в лупу Коддингтона:

 — Вот здесь, интересующий нас линейный сегмент, кажется, обозначен как «Рубеж» — Яшмин, не об этом ли говорил Риман?

   Она посмотрела:

—  За исключением того, что эта линия — горизонтальная и нанесена на сетку широты и долготы вместо соотношения действительных и мнимых величин: Риман говорил, что там найдутся все нули æ-функции.

В этот момент Киприан случайно посмотрел на ее лицо, она сказала не «могли бы найтись», а «найдутся», он заметил наивное выражение религиозной веры — иного слова не подобрать, правда? — то редкое мгновение, когда глаза раскрыты так широко, как должны быть раскрыты всегда, губы беззащитно приоткрыты, взгляд — словно у святой с картины, такой он видел у нее, лишь когда на нее смотрел Риф. Дзета-функция, вероятно, теперь для нее столь же недосягаема, как бывший любовник. Она еще не поняла священную идею, которая невероятным образом взывала к ее разуму, ее энергиям, значительной части ее жизни. Она заметила, что он смотрит, и ее глаза снова сузились. Но она уже поразила его сердце, и в течение часа он не понимал, как мог когда-то жить без нее.

   Он вернулся к изучению карты. Чуть погодя:

— Тут еще одно странное примечание, очень мелким курсивом: «Не выучив уроки тех уже легендарных времен, уроки того, что за удовольствия в последующие годы придется платить снова и снова, сталкиваясь с ситуациями вроде этой, улаживая дела с помощью поврежденных монет, слишком истертых, чтобы лица изображенных на них императоров сохранили какую-либо остроту эмоций — так Бельгийское Конго упало в пропасть своей судьбы».

—   Что это значит? — любезно спросил Риф.

— Не забывайте, всё на этой карте значит что-то другое, —  сказал Коум де Боттл, —  «Катанга» вот здесь может быть Грецией, «Немцы» точно так же могут быть еще и Австрийцами. А здесь, — указывая в центр карты, — сейчас сосредоточено наше внимание, относительно небольшая площадь, не идентифицированная на предыдущих сообщениях...

 —  ...недавно подверглась изменению административного статуса, — прочел Киприан через увеличительное стекло.

 —  Нови-Пазар? — предположил Рэтти.

  — Как это, Рэг?

Рэтти, выяснивший, что ему до сих пор нравится говорить на профессиональные темы, неуверенно пожал плечами:

— Полагаю, неотступный многолетний ночной кошмар.

Конфликт с Турцией из-за Македонии, Турецкие войска пришлось забрать из Нови-Пазар, чтобы перегруппировать в южном направлении, и мы знаем, что как минимум три сербские дивизии готовы войти и оккупировать Санджак. Австрия не воспримет это благосклонно, фактически, она жаждет осуществить вооруженное вторжение, из-за чего обычный ассортимент Сил будет вынужден усилить связку...

  — Общая Европейская война.

  — Вот именно.

— И что? — спросила Яшмин. — Почему бы не позволить им эту войну? Почему уважающий себя Анархист должен волноваться из-за любого из этих правительств с их жалким кровосмесительным студнем королей и цезарей?

— Корысть, —  ответил Рэтти. — Анархисты окажутся в самом большом проигрыше, не так ли. Промышленные корпорации, армии, флот, правительства —  всё останется, как раньше, а может — усилит свое могущество. А во время общей войны народов каждая маленькая победа, отвоеванная Анархизмом, превратится в пыль.

Сегодня даже самые недалекие капиталисты понимают, что идея централизованного национального государства, столь многообещающая лет тридцать назад, больше не внушает доверия населению. Теперь Анархизм — идея, завладевшая всеми сердцами, в той или иной форме он окутает все общества с централизованным правительством, если правительства вообще не утратят значение из-за семейных объединений вроде Балканской задруги. Если нация хочет сохраниться, какие еще меры она может предпринять — только мобилизоваться и пойти на войну. Централизованные правительства никогда не были созданы для мира. У них линейная и функциональная структура, как в армии. Национальная идея зависит от войны. Общая Европейская война, когда каждый бастующий рабочий — предатель, флаги находятся под угрозой, священную землю родины марает враг — просто счастливый билет, который поможет стереть Анархизм с политической карты. Национальная идея возродится. Дрожь пробирает, если представить смертоносные формы, которые возникнут из трясины разрушенной Европы.