На день погребения моего (ЛП)

Генеральное сражение приняло определенную форму, и Риф, Яшм и Любица, так уж вышло, направлялись в тыл. Они присоединились к процессиям на равнинах, между канав со стоячей водой, фермерских тележек, которые толкают и тащат младшие сыновья, нагруженных мебелью, которую в конце концов сожгут, чтобы согреться, поскольку дни становились холодней, собаки в бесконечных переговорах о том, что охранять, а что — достойная мишень, формируя временные своры для нападения на перспективных овец, рассыпавшиеся при появлении собственных овчарок стада. Пушки Круппа били вдали, сельские овцы блуждали по холмам, хищные птицы постоянно патрулировали небо.

 После поражения под Куманово три турецких стрелковых корпуса бежали на юг, к укрепленному городу Монастир, одному из последних турецких бастионов в Европе, их преследовала сербская Первая Армия, получившая приказ покончить с ними. Пока Шестой Корпус направлялся прямо в Монастир, Пятый и Седьмой расквартировались в горах на севере, чтобы взять на себя и попытаться замедлить продвижение сербских войск, спускавшихся через Рисево и Прилеп. Битва в горах, очевидно, проходила в Перевале Бабуна над Прилепом.

 Однажды на рассвете они проснулись от стрельбы, подобную которой едва ли слышали в здешних краях и которую сложно было ожидать услышать в этом патриархальном мире оружия со скользящим затвором. Среди неистовой перестрелки маузеров, чего-то нового на Земле. Пулеметов - будущего войны. Русские пулеметы Мадсена и несколько черногорских рексеров. Это было опустошение и окончательное падение Османского проекта, столетий правления Турции в Европе, последние гарнизоны падали один за другим...

 —  Что это? — прошептала она, крепко прижимая младенца.

— О, просто пчелы, дорогая, — Риф ответил лукавой улыбкой, которая никогда его не подводила. — Сербские шмели, просто будь уверена и опусти голову.

  — О, — она подчинилась, не то чтобы у нее был в тот момент особый выбор, — всё.

Любица дрожала, но молчала, словно решительно настроившись не плакать.

 — У тебя был уэбли где-то под рукой, верно? — он старался не кричать слишком громко. Только если они подберутся достаточно близко, он скажет, когда ей его передал. Иначе у нас всё хорошо. На этот раз они достаточно близко?

Войска пробежали мимо с криками, это был панический ужас или воинственный клич, сербский или турецкий — никто не собирался выглядывать, чтобы посмотреть.

Снаряды Ховицера начали падать поблизости. Не шквал, но лучше скрыться.

 —  Как только они настроят направление и расстояние, — сказала она, — нам придется освободить помещение.

 — Думаю, — сказал Риф, — ты имеешь в виду «диапазон и угол направления», дорогая.

— Термин из крикета, — объяснила она. — Миллион лет назад я некоторое время играла за Гертон. Моей тайной мечтой всегда было играть за команду кочевников, словно я — Цыганка...

У них вошло в привычку болтать в таком стиле в минуты опасности. Удавалось ли им хоть на минуту одурачить Любицу — спорный вопрос, но Риф и Яшм были заняты. Взрывы приближались, словно ужасающая поступь невидимого ангела. Снаряды уже были видны, вздымались и падали медленно и скачкообразно в монохроме осени, каждый раз опускались с жестким жужжащим визгом. В конце концов, один приземлился так близко, что весь смертоносный шум того дня собрался и сконцентрировался в доле секунды, Любица изменила свое мнение и расплакалась, высвобождаясь из материнского убежища и выглядывая, что бы там ни было, с криком не страха, а злости. Родители смотрели на нее, застыв в восхищении. Это было за мгновение до того, как они поняли, что пулеметный огонь прекратился. Была еще артиллерия, но уже намного дальше.

— Чего только не бывает, не так ли, — Риф взял Любицу на руки и с выверенной нежностью поцеловал ее в слезящиеся глаза. —  Больше никаких шмелей, дитя.

   Когда снова воцарилась тишина, ему что-то пришло в голову:

  — Вернусь через минуту.

   Он ушел в направлении, откуда стреляли пулеметы.

Любица наморщила лоб, помахала ручкой и с любопытством спросила: «А?».

—  У твоего отца потребности простые, — объяснила Яшмин, — и я не удивилась бы, если — да, смотри, именно то, что я думала. Смотри, что папа несет домой.

  — Чудо, —  сказал Риф. — Целая и невредимая.

Он протянул своеобразно выглядящую винтовку, ствол которой казался намного шире, чем обычно, хотя это оказалась перфорационная колонна для воздушного охлаждения оружия:

— Народ, встречайте ручной пулемет Мадсена. Я о нем достаточно наслышан. В каждой русской кавалерийской дивизии были такие, но они решили от них избавиться на некоторое время, и много пулеметов попало на здешний рынок, особенно —  в Черногории, где они известны как «рексеры». Взгляните. Пятьсот выстрелов в минуту в автоматическом режиме, а когда ствол слишком нагревается...

Он показал дубликат ствола, отвинчивающийся от первого, и заменил его. Кроме того, ему удалось очистить ряд дисковых магазинов на сорок выстрелов каждый.

—   Рада за тебя, конечно, — сказала Яшмин.

 —  О, а вот еще.