На день погребения моего (ЛП)

 К ее не особо горькому разочарованию вскоре стало очевидно, что Эвболл также придерживается Анархистских взглядов на любовь, брак, воспитание детей и прочее.

  — Воспринимай меня как учебный материал, — сказал он ей.

  — Черт, Эвболл, боюсь, это главным образом твой член, — ответила она.

Тем не менее, из-за чувства психической двойственности, которое в те времена только начали понимать, в один прекрасный день Эвболлу взбрело в голову после многолетнего отсутствия навестить свою семью в Денвере, у него возникла мысль, что Стрэй, возможно, хочет встретиться с его родителями, а она не очень-то хотела. В один будний день в барашках облаков, предупредив по телефону почти за час, они появились на пороге его родительского дома.

Резиденция Устов была еще довольно новая, большая, со стрельчатой крышей и круглой башней, много конусов и черепицы, достаточно большая, чтобы в любое время разместить неопределенное количество Устов и их родни.

   Им открыла дверь лично мать Эвболла, Молин Вельма Уст.

  —  Эвболл Младший? Притащил свой зад в гостиную!

  — Это моя мама. Мам, это мисс Эстрелла Бриггс.

  — Добро пожаловать в наш дом, мисс Бриггс.

 Усты жили в Денвере уже довольно давно, с тех пор, как Лидвилл впал в депрессию, уйма домов на продажу, куда ни глянь, и никаких покупателей.

— Помнишь тот через дорогу? Мы засекли время, меньше пяти минут пробыл на рынке, ушел за десять тысяч. А сейчас ты не найдешь, кому заплатить, чтобы там жили.

Молин взяла за образец для подражания легенду Озерного Края, Крошку Доу Фавор, она представляла, как в стильном траурном платье сидит в какой-нибудь шахте с винтовкой на коленях, защищая имущество семьи, а в более широком смысле — старые добрые времена какого-нибудь легендарного города, до победного конца. Но в данный момент ее муж Эвболл Старший был мало заинтересован в том, чтобы стать Боярышником Фавора, равнодушен.

 — Вижу, вас восхищает наше новое пианино «Стенвей», мисс Бриггс. Вы, случайно, не играете?

  — Не особо, в основном, аккомпанирую песням.

 — Сама я — страстная поклонница романсов Шуберта...О, не сыграете ли нам что-нибудь?

Стрэй сыграла, наверное, четыре такта однодневки тех дней под названием «Я собираюсь заполучить Черную Саломею», но тут Молин вспомнила, что ей нужно взглянуть на майолику, которую сегодня чистили:

—  Мексиканские эмигранты, знаете ли, иногда это так тяжело — о боже, никакой обиды, надеюсь, вы — не одна из этих Эвболла, как сказать...

Пару раз столкнувшись с такими вещами, Стрэй пыталась выруливать.

—  Эвболл — душка, — подсказала она, —  но иногда приводит в дом очень странных девушек?

   Молин, заметно расслабившись, одарила ее перекошенной улыбкой.

 — Видимо, вы в общих чертах представляете себе ситуацию. У него нет чувства денег, и есть барышни с синдикалистскими убеждениями, у которых на такое инстинкт.

—  Миссис Уст, — спокойно сказала Стрэй, — я не гонюсь ни за чьими деньгами, мне хватает собственных, благодарю, на самом деле это я собирала всех салунных любовниц в последнее время, и, конечно, я не буду возражать, если вы расскажете об этом старому Эвбу, потому что, думаю, это — его воспитание?

  — Ладно.

В конце концов, вернулась к майолике. Но то ли она была из тех благожелательных душ, которые не могут долго пребывать в печали, то ли сочла Стрэй достаточно освежающей заменой, или у нее просто был объем внимания бурундука, но пару минут спустя она вернулась с лимонадом в хрустальном графине и с соответствующими стаканами, махнув рукой одной из служанок:

  — Tá bien, no te preocupes, m'hija, всё в порядке, не волнуйся, дитя.

 — Ты, — мужчина средних лет в широких подтяжках стоял в дверях, держа горсть почты США, дрожал, почти готов был взорваться.

  —  Привет, пап.

Знакомство со Стрэй не заставило Уста изменить свои неистовые намерения.

  —  Эвболл, что за черт, — размахивая пачкой писем.

 — Послушай, отец, — воззвала к нему Молин, — сколько сыновей пишут домой столь же регулярно, как наш?

 — То-то и оно. Тупица! — ругался он. У него, коллекционера марок средней степени одержимости, недовольство сыном переросло из недоумения в почти убийственную ярость. Похоже, юный Эвболл использовал марки Всеамериканского Выпуска 1901 года в память об одноименной Выставке в Баффало, Нью-Йорк, на которой анархист Чолгош убил президента МакКинли. На этих марках были гравированные виньетки новейших видов транспорта — поездов, суден и тому подобного, по ошибке некоторые из одноцентовых, двухцентовых и четырехцентовых марок напечатали с этим изображением в центре, перевернутым вверх ногами.

Тысячу марок с перевернутым изображением «Быстрой озерной навигации», 158 марок «Скоростного экспресса» и 206 «Автомобилей» продали, прежде чем ошибку заметили и ажиотаж среди коллекционеров взвинтил цену до небес, Эвболл, чувствительный к Анархистскому символизму, скупил и припрятал столько марок, сколько смог найти, чтобы клеить их на свои письма.