— Еще того хуже, — он проникновенно посмотрел на Фрэнка, словно надеясь, что это поставит точку в их истории, но Фрэнк должен продемонстрировать навыки чтения мыслей. — Это — не просто приехать в фургоне доставки, — тихо сказал он.
— Для меня этого более чем достаточно, — сказал Фрэнк, не желая вдаваться в подробности.
Стрэй жила в Тринидаде уже некоторое время, когда услышала о палаточном городке в Ладлоу. Городок основали в конце сентября прошлого года, когда началась забастовка. Постепенно положили настилы, почистили уборные, провели телефонную линию к офису Профсоюза в Тринидаде. После перестрелки в начале октября между охраной шахты и жителями палаток обе стороны начали накапливать оружие и патроны. Зима близко. Стрельба продолжалась.
— Поверь, тебе лучше не появляться в городе, — сказала сестра Клементия.
— Позволь мне съездить туда на фургоне, — сказала Стрэй, — взглянуть одним глазком.
Только взглянуть. Но она знала, что именно там должна находиться. К тому времени, как она переехала в одну из палаток, губернатор объявил военное положение, и почти тысячное войско пехоты, кавалерии и поддерживающих отрядов под командованием марионетки «Нефти и железа» из Колорадо по имени Джон Чейз, именовавшей себя «Генералом», разбили базовый лагерь возле Тринидада и Уолсенбурга.
Стрэй обнаружила, что палаточный городок насчитывает, наверное, 150 палаток, в которых живут девятьсот человек, в основном — семьи, кроме соседей-бобылей вроде Греков, которые были склонны держаться особняком и говорить на своем языке. Как раз выехала семья, так что Стрэй въехала. До наступления ночи она уже сидела у постели страдавшей лихорадкой востроносой девочки-черногорки примерно трех лет, пытаясь покормить ее супом.
— Утром они с соседкой Сабиной несли постельные принадлежности в палатку через дорогу. Она посмотрела на возвышение и увидела орудийные окопы во всех направлениях.
— Не нравится мне это, — пробормотала она. — Черт, тут сектор обстрела открыт настежь.
— Никто в нас пока не стрелял, — отозвалась Сабина, всегда готовая к тому, что стрелять начнут.
Не то чтобы Стрэй когда-нибудь считала себя заговоренной. Когда она выходила при хорошем освещении, пули свистели рядом, не касаясь ее, она привыкла к подпрыгивающим кускам болота и маленьким взрывам вокруг, рассеивающемуся рокоту отскакивающих боеприпасов. Сначала она так нервничала, что бросала то, что несла, и бежала в убежище. Зима продолжалась, она привыкла по возможности крестить прогалины руками, в которых несла лопаты для расчистки снега, одеяла, живых цыплят, возможно, полтора галлона горячего кофе в жестяном кофейнике, который сохранял равновесие на ее голове, не проливалось ни капли. Иногда она была почти уверена: снайперы на возвышенности просто с ней играют. Она узнавала тех, кто с нею флиртовал, по выстрелам в молоко.
Когда в один прекрасный день она вернулась из одного из таких путешествий, угадайте, кого она встретила.
— Привет, мама.
— Как, черт возьми, ты здесь оказалась?
— Колорадо и южнее. Не волнуйся, мне это не стоило ни цента. Я тоже рада тебя видеть, мама.
— И Джесс, это безумие. Ты должна быть не здесь, а рядом с Уиллоу и Холтом.
— Там особо нечего делать. Все мои крупные дела с Холтом, Паско и Паловерде закончены задолго до того, как выпал первый снег.
— Здесь опасно.
— Значит, еще одна причина для того, чтобы кто-то прикрыл твою спину.
— Ты — совсем как твой отец. Чертов продавец шарлатанских зелий. Никогда не удавалось никого из вас уговорить, — она посмотрела в его лицо, она находила в нем всё больше своего по мере его взросления, когда у нее была такая возможность. — Не пойми меня превратно, ты — вовсе не его плевок, ничего такого, во всяком случае — не всё время, но так часто...
Прожекторы Компании, установленные на башнях, начали освещать палатки всю ночь напролет.
— Мама, это доводит меня до безумия. Я не могу спать.
— Ты всегда ненавидела темноту.
— Я была маленьким ребенком.
Из-за милиции Колорадо у освещения фактически была дурная слава. Военная мудрость гласила: если направить прожектор на врагов, это позволит вам их видеть, а их ослепит, благодаря чему вы получите неоценимое преимущество, тактическое и психологическое. Той ужасной зимой в палатках темноты жаждали так же, как тепла или тишины. Многим это казалось формой милосердия.
В конце концов, однажды ночью Джесс взял свои часы с репетиром и пошел на разведку.
— Только посмотрю, — вот что он сказал матери, которая, бог знает почему, довольно часто использовала эту фразу.