На день погребения моего (ЛП)

Фрэнк, на самом деле мечтавший сжать мальчика в долгих объятиях, ненадолго положил руку на плечо Джесса.

—  Видишь ли, когда-то было достаточно называть меня «Фрэнком», потом ты начал называть меня «папой», и я на самом деле не запрещал, потому что слышать это слово было слишком приятно. Да. Может быть, поймешь. Пока можешь называть его «сэр», пока ему не станет так неудобно из-за этого, что он скажет:

  — О, зови меня просто Рифом,

   или что-то в этом роде.

Вот как решится вопрос. Однажды Риф сможет передать крупицы отцовской мудрости, вроде того, как подтасовать карты или распознать детектива компании, и они с Джессом будут прекрасно проводить время вместе на реках региона, хотя никто из них не был успешным рыбаком и едва ли когда-нибудь поймал достаточно рыбы для того, чтобы порадовать хотя бы собак, но сам язык ампква магическим образом превращал равнодушных удильщиков в опытных мастеров, помогая Рифу и Джессу найти путь к приветливому молчанию, и оба они должны были признать, что это — больше, чем то, на что они могли надеяться.

Яшмин начала утрачивать преимущества своего универсального Европейского акцента, однажды снова почувствовала себя беременной, обе женщины восприняли это, как знак того, что никто в жизни не собьет их с толку никакими задними мыслями. Особенно — заметив, что Риф снова начал слоняться в этом прекрасно известном оцепенении. Они следили за братьями день за днем, искали признаки скрытого гнева, но вскоре поняли, что они тоже в какой-то мере сотрудничают. Яшмин особенно привязалась к дочери Фрэнка и Стрэй Джинджер и к младенцу Плебекуле.

Любица и Джинджер были примерно одного возраста и неплохо ладили, несмотря на неизбежные пинки время от времени. Девочки проводили много часов с младенцем, иногда просто смотрели на нее. Другой взгляд у них был для Джесса, который вдруг понял, что у него пара сестер, с которыми нужно ладить. Иногда они начинали смеяться, и он не мог не думать, что смеются над ним.

  — Вовсе нет, — убеждали его обе женщины.

 — Любица хочет выйти за тебя замуж, — сказала Яшм, — но не говори ей, что я тебе сказала.

 — Тут, конечно, для Шерифа есть тема для раздумий, — проворчал Джесс, странным образом не зная, куда девать руки.

— О, это пройдет, — сказала Яшм. — И тогда будь настороже.

—  На самом деле тебе следует, —  добавила Стрэй, — просто спокойно следить, когда они начнут появляться в дверях с цветами, пахнуть маслом для волос и лавровишневой водой, и так далее.

 —  Рутина, рутина, рутина, —  довольно проворчал Джесс.

На некоторое время они ушли в сосновые леса, а потом еще на время —  в городок на полуострове Китсап в самом крайнем углу на карте США, дальше должна быть Аляска или Британская Колумбия.

 Джесс принес домой задание из школы «напишите эссе на тему «Что значит быть Американцем».

 — Мальчик-мальчик, —  у Рифа было то же выражение лица, что и у его отца, когда тот собирался на дело, связанное с динамитом. — Посмотрим, каков твой стиль.

  — Уже готово.

   Что написал Джесс:

«Это значит выполнять то, что тебе велели, и не ходить на забастовки, иначе их солдаты вас расстреляют».

  —  Это то, что называется «топикальным предложением»?

  — Это сочинение полностью.

  — Оу.

   Сочинение вернули с большой отметкой A+.

 — Мистер Беккер бывал в Кёр-д'Алене в былые времена. Думаю, я забыл об этом упомянуть.

—  Нам нужно основать свою собственную маленькую республику, —  в один прекрасный день сказала Яшм. — Отделиться.

 — Да, но черт возьми, — Стрэй, никогда особо не любившая вздыхать, вздохнула, — такие вещи никогда не заканчиваются успехом. Хорошая идея, пока есть запасы опиума, но рано или поздно простая человеческая низость встанет поперек дороги. Кто-то осушает колодцы, кто-то строит глазки чужому мужу...

 — Ну и ну! — Яшмин прижала руки к груди, словно ее сердце билось очень часто.

  — Нет-нет, мы это уже прошли, надеюсь.

— Долгий пристальный взгляд. Никто не сказал «на чужую жену». Тем временем материнство и политическая опасность мало повлияли на тягу Яшмин к женщинам, но из-за практических требований повседневности эта тяга слишком часто оставалась в области грёз. Стрэй, в свою очередь, вспоминала, как наслаждалась одним-двумя горячечными моментами, обычно —  в номерах отелей далеко на востоке отсюда, с раскрасневшимися трепещущими девицами, которые притворялись беззащитными.

Теперь их мгновение растянулось, словно они проснулись где-то от длинного сна.

 — Мы собираемся совершить здесь глупость? — спустя некоторое время спросит одна из них.

 —  Надеюсь, — ответит другая.

  — Бонсуар, Далли.

Это был Поликарп, старый знакомый Кита, еще, кажется, со времен Бельгии.

 — Хожу возле витрин и облизываюсь. Ты оглянулась, погруженная в свои мысли. Не могу купить вот это.

Она купила ему коньяк. Они сидели и смотрели на освещенный бульвар. Поликарп работал в газете Социалистов. Смерть не поселилась в его взгляде, но часто наведывалась туда.

  —  Мы в Аду, ты ведь знаешь, —  непринужденно сказал он.

 —   Все думают, что мы наконец-то из него выбрались, — возразила она.

   Он пожал плечами.