На Диком Западе. Том 3

Мексиканец слышал топот удаляющегося отряда и отлично понял его значение. После этого его внимание удвоилось, он прислушивался к малейшим звукам и вскоре заметил, что окружавшие его животные стали выказывать признаки беспокойства. Он осторожно встал на колени, посмотрел через спину лежавшего рядом животного и увидел перед собою два глаза, блестевшие как у хищника.

Оба противника смертельно испугались, увидев друг друга, но мексиканец опомнился быстрее апача. Мгновенно протянул он руку, схватил врага за шею и, прежде чем тот успел крикнуть, вогнал ему в горло кинжал по рукоятку.

Покончив с апачем, он как можно скорее пополз к своим товарищам.

— Готовы? — спросил он.

Чуть слышное «да» послышалось в ответ.

— Так зажигайте во имя Бога и Пресвятой Богородицы!

Пучки хвороста тотчас вспыхнули, веревки, связывавшие животных, перерезаны, и трое людей бросились к воротам, считая бесполезным скрываться далее и надеясь только на быстроту своих ног. Сотни индейцев ринулись за ними, перепрыгивая через лежавших животных и оглашая воздух пронзительным криком.

По свистку дона Гусмана одна из дверей отворилась, чтобы принять беглецов, которые и успели укрыться за нею, прежде чем их настиг хоть один краснокожий.

Между тем затея мексиканца принесла свои плоды. Обезумевшие от огня животные бросились в стадо, и без того испуганное криком индейцев, и произвели страшную суматоху. Множество индейцев погибло под копытами или на рогах, многие были тяжело ранены, и только две трети апачей спасли свои жизни поспешным отступлением. Между тем взбесившиеся животные опрокинули изгородь и рассеялись по равнине.

Насколько сильна была радость в гасиенде при этом успехе, настолько же велико было бешенство индейцев; однако они не стали терять время в бесполезных сожалениях, и так как число боеспособных воинов все еще было более семисот, то Серый Медведь и другие вожди немедля приступили к обсуждению плана штурма гасиенды.

В результате наступила пауза, длившаяся около четверти часа. Начинало уже светать, облака зарозовели на востоке, и вскоре защитники Каменного Дома увидели странное зрелище.

По прерии неспешно двигался ряд коров по направлению к гасиенде, и знакомые с обычаями индейской войны защитники прекрасно знали, что за каждым животным скрывается воин, укрытый таким образом от выстрелов. Несколько коров были убиты, но скрывавшиеся за ними индейцы тотчас прятались к своим товарищам. Таким образом они неудержимо двигались вперед, пока не подошли на близкое расстояние; тут туча стрел, обвязанных горящим мхом и обмазанных смолою, полетела в гасиенду. В то же время апачи открыли огонь из ружей против окон и балюстрад здания, и хотя их поспешные выстрелы не могли нанести особенного вреда защитникам, но все-таки мешали им хорошенько прицеливаться.

Вскоре дикий рев нападающих ознаменовал их первый успех. Одна из крытых камышом построек загорелась, и хотя вред от пожара не мог быть значителен, однако пламя напугало лошадей и коров, которые вырвались из стойла и заметались по двору. Нескольким вакеро пришлось сойти вниз и отвести лошадей в конюшни.

Этого только и ждали апачи: раздался резкий протяжный звук — то был сигнал Серого Медведя к общей атаке.

Было уже настолько светло, что можно было видеть нападающих. Несмотря на выстрелы защитников гасиенды, индейцы бросились вперед, и хотя пушечный выстрел поляка уничтожил сразу около 30 апачей, а выстрелы из другой маленькой пушки, которую наводил сам дон Гусман, сеяли смерть и опустошение в рядах нападающих, — угрозы Серого Медведя заставили их преодолеть свой страх, и вскоре они уже толпились под стенами гасиенды и пытались влезть на них с помощью принесенных с собою лестниц и шестов.

Серый Медведь, вскочив на плечи двух индейцев, возвестил, что им удалось в разных местах взобраться на стены.

Женщины и дети, собравшиеся в большой зале, выбежали во двор с отчаянными криками.

Темные фигуры показались на платформах нижних крыш и соскакивали во двор, за ними следовали другие; в то же время ворота затрещали под ударами кольев из изгороди кораля и вскоре были сорваны с петель.

Гасиенда была взята.

В эту критическую минуту из прерии донесся резкий звук трубы.

— Ура! Смелей, друзья! — крикнул поляк, выхватывая саблю, и устремился на врагов. — Это граф! Наши идут на помощь!

Сильный удар старого солдата поразил предводителя отряда апачей, пробравшегося в гасиенду по крышам.

Выстрелы загремели снова, звук трубы снаружи становился все сильнее и сильнее, и наконец грянул мощный залп перед самой гасиендой.

— Ура, граф! Ура, Альбан! Ура! — слышалось со всех сторон. Снаружи гремели залпы за залпами и раздавалась команда офицеров: «Смерть краснокожим! Не щадить никого!»

В самом деле, это был граф, подоспевший в самую критическую минуту.

Наши молодые читатели помнят, в каком критическом состоянии оставили мы графа, но это состояние так же быстро прекратилось, как наступило. На бледном лице внезапно появился румянец, больной приподнялся и, к удивлению и восхищению ухаживавших за ним слуг, крикнул громовым голосом: