Пока происходили эти события, Эдит сидела в вигваме дикаря, охваченная печалью безнадежности. Все, что она пережила по пути сюда: взятие в плен, разлука с Роландом, тревожное своею неизвестностью будущее, — все казалось ей страшным сном. Она очнулась от своих безутешных мыслей, только заметив злобный взгляд старой индианки. Та неподвижно сидела, свернувшись у огня, и наблюдала за каждым движением Эдит и каждой переменой в её настроении. На ее уродливом лице не было и следа сострадания или милосердия; она не говорила ни слова, чтобы показать свое полное равнодушие к судьбе пленницы, а потом затянула песню грубым, хриплым голосом. Это заунывное пение наводило на несчастную пленницу еще большую тоску, но своим монотонным однообразием произвело действие, которое, вероятно, совсем не входило в намерения старухи. Оно отогнало мало-помалу от девушки мысли, мучившие ее, и даже успокоило ее, тогда как прежде она все находилась в мучительном возбуждении. Эдит, до тех пор бросавшая боязливые взгляды на уродливое и свирепое лицо старухи, опустила теперь голову на грудь и впала в забытье, но была выведена из этого состояния внезапно прекратившимся пением. Девушка поднялась и к ужасу своему увидела стоявшего перед ней рослого мужчину. Лицо его было полностью закрыто широким полотняным покрывалом, лишь в узкую щель глядели на нее сверкающие глаза. Она отвела взгляд и заметила, что ее сторожиха намеревалась, крадучись, выйти из вигвама. Охваченная страхом, Эдит хотела последовать за ней, но пришелец схватил ее крепко за руку. В то же время он спустил полотняное покрывало со своего лица и показал его девушке, которая не могла смотреть на него без отвращения. Но мужчина тихо прошептал:
— Не бойтесь меня, Эдит, я ведь не враг вам. Вы меня знаете?
— Конечно, я знаю вас, — отвечала Эдит, причем отвращение ее к этому человеку сказывалось во всех ее чертах и движениях. — Я вас отлично знаю. Вы — Ричард Браксли, который обокрал меня, сироту, преследовал меня, и чья рука, которая теперь крепко держит меня, обагрена кровью моего несчастного брата…
— Эдит, вы ошибаетесь! — отвечал Браксли с улыбкой. — Верно, я Ричард Браксли, но вам я не враг и не преследователь ваш, а верный и честный, хотя немного грубый и упрямый друг. Выслушайте же меня спокойно, и я убежден, что вы измените свое мнение обо мне.
Он старался убедить девушку, что она пленница беспощадных краснокожих, и описывал ей все те ужасы, которые угрожали ей в плену. Потом он объяснил ей, что только он может освободить ее, и что он ни минуты не будет медлить, чтобы возвратить ей свободу, если она только решится стать его супругой.
— Нет, — заявила Эдит, — прежде, чем стать вашей женой, женой недостойного человека, я лучше умру! Убейте же и меня, как вы убили моего брата.
— Я никого не убивал, — сказал Браксли высокомерно. — Ваш брат жив и здоров, как я и вы, мисс.
— Вы лжете, лжете! — воскликнула Эдит. — Я сама, своими собственными глазами видела, как пролилась его кровь.
— Да, из раны, которая ничуть не была опасна, — сказал Браксли. — Его жизнь в безопасности и его освобождение, — потому что я не отрицаю, что он в плену, — зависит только от вашего решения. Отдайте мне вашу руку, и в ту же минуту он будет свободен, как птица в воздухе.
— Нет, никогда, никогда! — вскричала Эдит, в отчаянии. — Даже за эту цену я не хочу связать свою судьбу с таким мерзавцем, как вы!
— Ну так погибай же здесь, как рабыня грязного дикаря! — взъярился Браксли, увидев, что его планы рушатся, наталкиваясь на упорное сопротивление девушки. — Я и пальцем не шевельну для твоего освобождения!
— О, Боже, помоги мне! — взмолилась Эдит и обратила кверху полные слез глаза.
— Напрасно вы призываете небо, — сказал Браксли со злорадной усмешкой. — Здесь никто не поможет, кроме меня!
Едва произнес он эти слова, как сзади его схватили мощные, точно железные руки, и в мгновение повалили на землю… Чье-то колено уперлось ему в грудь, и сверкнувший нож готов был вонзиться ему в горло.
Неожиданное нападение было произведено с удивительной быстротой и ловкостью. Браксли лежал неподвижно, и страх совершенно лишил его мужества, так что он не сделал ни малейшей попытки к сопротивлению. А Натан спрятал нож, вытащил недоуздок и начал связывать адвоката. Сначала он связал ему руки и ноги, потом заткнул ему рот платком, выхватил у него из бокового кармана завещание и быстро спрятал его себе за пазуху. Затем он оттащил его в угол, закидал шкурами и предоставил его самому себе. Все совершилось с такой быстротой, что Браксли едва успел разглядеть лицо нападавшего, в котором, к немалому своему удивлению, узнал индейца. И вот он уже лежал беспомощный в своем углу, а кожи и шкуры летели на него, давя его своей тяжестью.
Между тем Эдит отшатнулась в ужасе, не менее пораженная, чем Браксли. Незнакомец предостерегающе шепнул ей:
— Не бойся, не говори ни слова, встань и уйдем.
И, подхватив ее на руки, — потому что с первого взгляда заметил, как она слаба, — он тихо добавил:
— Не беспокойся, твои друзья близко, ты спасена!