На Диком Западе. Том 3

И еще один удар нанес он врагу; потом вонзил томагавк ему в грудь, сорвал с его пояса нож для скальпирования и быстро, одним надрезом отделил кожу от головы индейца. Затем он сделал крестообразный надрез на груди, — традиционный знак страшного Дшиббенёнозе. Потом он с каким-то смешанным чувством неуспокоенного горя и нравственного удовлетворения посмотрел на скальпы, локоны и волосы своих собственных детей, убитых Венонгой, и, содрогнувшись, поспешно выбежал из Вигвама и ушел из деревни. Но в каком-то безумном, диком возбуждении не удержался он, чтобы не испустить пронзительного крика, который возвещал об исполнении давно желанной и наконец удовлетворенной мести. Крик его, пронесшийся в глубокой, молчаливой тишине ночи, разбудил не одного воина и не одну боязливую мать. Но подобные звуки были так обыкновенны в этой деревне, что крик квакера никого не обеспокоил надолго: женщины и воины снова погрузились в сон, а тело их предводителя холодело в собственном жилище, на голой земле, незамеченное и неотомщенное.

Глава XXII Нападение

Роланд спал ночь беспокойно. Проснулся он рано утром от неимоверного шума, поднявшегося вдруг в деревне. Сперва послышался долгий, пронзительный, зловещий женский крик; ему в ответ раздался дикий мужской, а на этот отозвались и повторялись вновь и вновь другие голоса, и вслед за тем вся деревня как бы слилась в страшный вопль ужаса и отчаяния.

Пленник, который, конечно, не мог знать, в чем дело, поглядел на своих сторожей. Они тревожно вскочили при первом звуке, схватившись за оружие, и смотрели друг на друга в смущении и в каком-то напряженном ожидании. Крик повторился… Сотня голосов завыла, и воины бросились из хижины, оставив пленника в недоумении. Роланд между тем напрасно старался угадать, что произошло. В радости подумал он, что Том Бруце с отрядом кентуккийцев явился освободить несчастных пленников. Но эта радостная мысль вскоре исчезла, так как из всего этого шума индейцев не выделялось ни разу «ура» и не раздавалось ни одного выстрела, который возвестил бы о начале стычки. Однако Роланд заметил, что не одно только удивление и испуг вызывали этот шум. В неистовых голосах слышно было бешенство, и это чувство, по-видимому, передалось вскоре всем остальным и заглушило все другие ощущения.

В то время как шум еще продолжался, а Роланд терялся в догадках, к нему вдруг вошел Авель Доэ, испуганный, бледный.

— Капитан! — закричал он, — они убьют вас… Нельзя более медлить. Соглашайтесь на мои условия, и я сейчас же спасу вам жизнь. Вся деревня в смятении: мужчины, женщины, дети вопиют о крови, и нет человека, который бы остановил их в подобные минуты.

— Но… что случилось? — спросил Роланд.

— Небо и ад разверзлись, — продолжал Доэ. — Дшиббенёнозе был в деревне и убил вождя в его собственном жилище, у собственного очага. Венонга лежит мертвый на земле своей хижины, он скальпирован, с крестом на груди… Колдун ушел. Наверно, его освободил Дшиббенёнозе, а Венонга уж окоченел. Разве вы не слышите завываний? Дикари жаждут мести, и она постигнет вас! Они убьют вас, сожгут, разорвут в клочки. Это верно! Пройдет всего лишь минута — и они будут здесь, и тогда горе вам!

— А разве нет больше спасения? — спросил Роланд.

Казалось, кровь застыла у него в жилах, когда он услышал ужасный крик, раздававшийся все громче, как будто индейцы, как сумасшедшие, бежали по деревне, чтобы убить пленных.

— Только одно! — отвечал Доэ. — Примите мои условия, и я освобожу вас, или умру с вами. Ну, решайтесь же скорей, и я разрублю ваши ремни. Живей, живей! Слышите, как волки воют. Они уж близко. Давайте руки, я разрежу ремни… Хотите или нет?

— Я многое отдал бы, чтобы спасти себе жизнь! — возразил Роланд. — Но если я могу купить ее только позором и несчастьем Эдит, то по мне в тысячу раз лучше смерть!

— Да говорю же я вам, вы будете убиты! — горячился Доэ. — Они идут, а у меня нет ни малейшей охоты видеть вас заколотым у меня на глазах. Капитан, решайтесь скорей!

— Я уже сообщил вам свое решение и никогда не соглашусь на позор! — твердо заявил Роланд. — Никогда, говорю я, никогда!