На Диком Западе. Том 3

— В благодарность за ваше человеколюбие и согласно желанию Железной Руки, чтобы это сокровище досталось потомку королевского рода Бурбонов и вместе с тем послужило на пользу французскому народу, — я решил передать вам мешочек и мое право на находку, если вы только согласитесь на два легко исполнимых условия.

— Объяснитесь, сеньор, — сказал граф.

— Во-первых, я бы желал, если уж мне не пришлось умереть в свободной пустыне, быть похороненным на христианском кладбище, по христианскому обряду.

Граф кивнул головой в знак согласия.

— Мое второе условие — оставить в собственности Джонатана Смита самородок, о котором я говорил, передать ему те из моих вещей, которые он захочет иметь, и… — при этих словах лукавая улыбка мелькнула на истощенном лице мексиканца, — и не мешать ему обыскать мой труп, если он захочет посмотреть, нет ли на нем чего-либо ценного.

— Оба условия, собственно говоря, подразумеваются само собою, — серьезно сказал граф, — но я охотно даю слово в том, что исполню их, если это может вас успокоить.

— Вы истинный дворянин, сеньор; все идет к лучшему, — пробормотал гамбузино. — Теперь выслушайте самое важное, пока еще силы не оставили меня. Найти моих друзей, без поддержки которых вы не в состоянии будете выполнить предприятие, не так трудно, как вы, может быть, думаете. Как я уже сказал, мы назначили два свидания. Первое состоится через 9 месяцев, в первый день первого полнолуния в сентябре, в Сан-Франциско. В ту минуту, когда часы на соборе, находящемся на восточной стороне Plaza Major[7] в Сан-Франциско, пробьют 10 часов, Железная Рука и Большой Орел будут как раз на том месте, куда верхушка колокольни отбросит свою тень.

— Вы уверены, что ваши друзья будут так верны своему слову? — спросил граф, который теперь, когда предприятие приняло осязаемую форму, был весь как огонь и жизнь.

— Непременно, если только они еще живы. Впрочем, мы условились, что прибывшие на свидание будут являться наследниками не явившихся. Второе свидание назначено на 6 месяцев позднее, в пустыне, у источника Бонавентура. Это место обозначено на плане красной отметкой. Вот все, что вам необходимо знать, сеньор граф, да и пора мне кончить; силы мне изменяют… Но, постойте, кто-то стучит. Это, наверно, янки, итак, мне придется его увидеть еще раз перед смертью.

В самом деле, дверь отворилась и вошел Евстафий в сопровождении какого-то незнакомца.

— Вот американец, за которым меня посылали, граф. Янки был типичный представитель своей расы: худощавое лицо, квадратный лоб, острый нос. Выдающийся подбородок и беспокойный взгляд слегка косящих глаз обличали характер решительный и задиристый. На голове его красовалась измятая шляпа, которую он не потрудился снять, даже войдя в комнату; коричневый сюртук, в карманах которого были засунуты его руки, болтался на его тощем теле.

— Я слышал, мистер Золотой Глаз, — сказал этот нелюбезный субъект, обращаясь к больному, — что вы по собственной вине подверглись несчастью, выйдя без всякой надобности на улицу, когда эти ветрогоны-французы подняли там пальбу; и поскольку вижу, что вы должны умереть, то и думаю, что вы обманули меня насчет следуемой мне платы.

— Caramba! — простонал раненый. — Вы должны быть довольны, что я избавляю вас от забот обо мне. И перед лицом смерти я призываю этих сеньоров в свидетели того, что… — он должен был остановиться, чтобы перевести дух, — что у меня нет никаких обязательств перед вами… Согласно нашему договору, вы должны были получить только четверть миллиона долларов, в случае, если… — тут его голос превратился в шепот, — если вы исполните до конца взятое вами на себя дело.

— Я думаю, для вас будет большим облегчением, если вы перед своей кончиной откроете мне вашу тайну относительно известной нам залежи и передадите мне ту вещь, которую носите на груди. Мне кажется, я имею на нее право.

Глаза умирающего были пристально устремлены на американца, прежняя насмешливая улыбка, или отражение ее, мелькнула на его губах. Три раза пытался он заговорить, и всякий раз у него прерывался голос. Наконец, он произнес прерывающимся голосом.

— Мешочек… ваше право… Казнитесь за свою жадность, из-за которой я терпел нужду в дороге… Убирайтесь к дьяволу, от которого вы явились!..

Послышалось хрипение, голова больного упала на подушку — он умер.

Граф поспешно вскочил, но Евстафий еще быстрее очутился у постели; он приложил руку к груди мексиканца, наклонился к его бледному, истощенному лицу, и убедившись, что последнее дыхание жизни отлетело, прочел вполголоса краткую молитву, перекрестил усопшего, бережно закрыл ему глаза, сложил на груди руки и после непродолжительного молчания сказал:

— Помощь ему уже ни к чему: он умер. Ваше сострадание к чужестранцу не могло его спасти, господин граф.

— Очень жаль. По крайней мере, я могу исполнить его последнюю волю.

— Я думаю, — сказал мистер Джонатан Смит, подходя к постели, — что никто не будет оспаривать у меня право наследства после покойного.

— Ваше право никто не собирается нарушить, — сказал граф. — Я похороню тело на свой счет.