На дне

— Он не знает, что мы здесь. Когда узнает, обязательно спасет. Вот увидишь. Твой отец ради нас землю вверх ногами перевернет и ад подожжет вместе с дьяволом. Понял? Помни об этом. Помни всегда.

Мне ужасно хотелось верить в свои же слова, и пока я страстно говорила свою речь, я верила, всем сердцем и всей душой верила. А когда Яша уснул, и я осталась один на один со своими мыслями и страхами, верить было сложнее.

Утром я скормила им конфеты, дала нагретой воды. Где-то здесь должна быть река или ручей. Я слышала, об этом говорили боевики, когда мы на автобусе ехали. Мне бы найти водоем и помыть детей. Особенно Таю. А потом идти к дороге. Если вода пресная, то можно набрать во флягу… но этого мало, конечно. Найти б какую-то емкость. Люди всегда после себя мусор оставляют, и сейчас мне бы это было на руку.

Ручей я нашла неподалеку от нашего укрытия. Я даже не знала, как это назвать. В географии я совсем не сильна. Течение быстрое и шумное. Я вернулась за Яшей и Таей. Пока дети плескались в воде, я лихорадочно думала о том, куда бежать. Как незамеченными выйти к дороге. У нас ничего нет — ни денег, ни телефона. Ничего.

Яша играет с Таей… Вот она беззаботность детства, когда можно отключить все мысли, забыть об опасности и наслаждаться каждым мгновением. Если бы все это было не здесь… а где-то в другом месте, и Максим был с нами. Смотрел, как они играют вместе. Наши дети. Наша Тая и наш Яша. Он ведь стал моим с той секунды, как я впервые обняла его худенькое тельце и заглянула в синие глаза, полные боли и надежды. Я бы уже никогда от него не отказалась.

— Все. Хватит. Вылезайте.

— Неее. Еще немного. Совсееем чуть-чуть.

— Хорошо. Еще немного… — и устало улыбнулась. Пусть плескаются, ночью придется идти к дороге и, возможно, утром тоже.

И вдруг послышался собачий лай совсем близко. Я подпрыгнула на месте, даже не успела о чем-то подумать, рванула в воду, выхватив автомат, поворачиваясь спиной к детям, закрывая их собой, и лицом к берегу, куда выскочили две немецкие овчарки, а за ними один из чеченов.

— Яшаааа, бери Таю и на другой берег, быстро. Прячьтесь.

Позади нас только каменистый островок и углубление в камнях. Дети наверняка спрятались именно там, потому что больше негде, а я, целясь в боевика, пятилась за ними спиной. От отчаяния и понимания, что это конец, похолодело все внутри, и дыхание застряло в ребрах, причиняя адскую боль.

— Ни шагу. Я тебе башку прострелю, — прорычала чечену, который сделал шаг к воде.

— Опусти оружие, дэвочка, и живая останешься.

Он пошел на меня, а я в доказательство, что не шучу, прицелилась и выстрелила. Пуля зацепила ему ухо, и я увидела, как кровь брызнула на камуфляжную куртку. Да, Максим научил меня хорошо стрелять с любого вида оружия и всегда говорил, что я очень меткая.

— Сссссука.

— Следующий выстрел тебе в глаз.

Чечен опустил автомат и несколько секунд с ненавистью смотрел на меня, потом поднес рацию к лицу.

— Нашел сучку. Нет с ней никого. Только дети. Никуда не денется. На островке они.

ГЛАВА 3

Женщина не может быть счастлива, если она нелюбима, а ей нужно только это. Женщина, которую не любят, — это ноль и ничего больше. Уж поверьте мне: молодая она или старая, мать, любовница… Женщина, которую не любят, — погибшая женщина. Она может спокойно умирать, это уже не важно.

(с) Коко Шанель

Никто и не думал к нам приближаться. Зачем им это? Они просто окружили нас и стерегли с собаками, не давая даже высунуть нос из-за камней. Стреляли то в воздух, то по песку так, что Тая вскрикивала, а Яша сжимал пальцы в кулаки и изо всех сил старался не подавать виду, что ему страшно.

Они знали, что делают. Ведь у нас не осталось ни пресной воды, ни еды. А со мной маленькие дети.

— Кушать хочу… мам.

Отломила кусочек своей шоколадки и протянула ей и Яше, понимая, что завтра нам придется выйти из убежища. С берега доносится запах жареного мяса и треск костра. А наше место так мало, что мне негде развести огонь, и я изо всех сил прижимаю к себе детей, растираю им плечи и ручки, ножки, чтоб отогреть. Яша протянул Тае свою часть конфеты.

— Кушай сам, ты что.

— Она маленькая, и она девочка. Пусть ест, а я потерплю.

Мой мальчик, какой же ты уже маленький и сильный мужчина. Привлекла его к себе и поцеловала в макушку. Прошел еще один день. Адский. Жаркий. Воды осталось несколько капель, и я отдала ее детям. К вечеру ощущение безысходности и понимание, что Изгой не придет, довели меня до отчаяния. Хотелось рыдать от бессилия и рвать на себе волосы.

— Эй, русская, жрать не хочешь? Выходи, мы тебя накормим.

И ржут.

— Да, напихаем тебе в рот, а мелких твоих поджарим. Выходииии.