На дне

Мне завязали глаза и забросили в машину. Я только и успела увидеть ВАЗ, выкрашенный в цвет "хаки", меня затолкали в багажник и громко хлопнули крышкой. Я старалась думать о том, что с детьми ничего не случится, и Максим отдаст приказ их не трогать, но не была ни в чем уверена. Ведь ему сказали, что их двое, а он знает, что у нас один ребенок. Мы куда-то приехали примерно через час-полтора. И вот теперь жалкую, истощенную, грязную меня тащат по темным коридорам, внутрь заброшенного здания, а я и не сопротивляюсь. Сил нет. Даже произнести одно слово. Я все же добралась к нему живая. И теперь осталось одно — увидеть его и сказать о наших детях, а потом уже можно умирать, если он так решит.

Вдалеке слышались голоса, музыка, стоны и крики. Музыка восточная, а разговоры на чужом языке и на русском. В основном орут мужчины, а женские крики можно назвать, скорее, характерными стонами. Кто-то истерически смеется. Меня продолжали тащить, и шум с музыкой приближались… Мне вдруг стало безумно страшно. Мне захотелось забиться в истерике и умолять этих людей не снимать с моих глаз повязку. Пусть не делают этого, пусть я останусь в святом неведении или ослепну.

— Аслан, мы привезли ее. Что с ней делать?

Ему ответили не сразу, а я не просто взмолилась, я внутренне взвыла. Мне одновременно хотелось, чтоб ответ произнес знакомый голос, давая шанс выжить нашим детям, и в то же время казалось я умру на месте, если услышу его… если узнаю в голосе Нечеловека голос своего мужа. И услышала… Сердце рвануло вниз, болезненно сжалось и замерло.

— Сними с нее повязку, Рустам.

Хрипло, с придыханием, будто бежит и, задыхаясь, прерывается. Повязку содрали, и мне показалось, что я попала в Преисподнюю и вижу вакханалию похоти и разврата. Повсюду обнаженные тела, сплетенные в дикой нескончаемой оргии секса и боли. Пиршество демонов, сорвавшихся с цепи от безнаказанности и абсолютной власти. Когда-то я уже видела нечто подобное. Видела, как пользуют и насилуют женщин… и ОН обещал мне, что больше никогда я не увижу ничего подобного. Он убережет и позаботится обо мне…

Не уберег… И самое жуткое из всего, что могло произойти, он был там… там, в самом центре всего этого хаоса. Мой муж…

В глазах тут же потемнело, сердце перестало биться. Боже… ведь так люди умирают? Такую боль они испытывают в момент смерти? Или смерть не столь болезненна, как это… как это… Слов не было. Я онемела. Я увидела Зверя в истинном обличии, таким, как никогда не видела его раньше. Похотливого, мерзкого самца. Нет, он не бежал, он был занят. Настолько занят, что не обернулся ко мне. Максим развлекался с тремя обнаженными девушками. Одну из них он целовал в шею, громко, смачно, оставляя засосы и не прекращая дико, неистово трахать ее, сминая пальцами крутые бедра, шлепая по ним и оставляя на них красные следы. Голый по пояс, со спущенными на колени штанами он яростно двигался, ритмично сжимая свои упругие ягодицы при каждом толчке. Две другие девки ожидали очереди, облизывая его босые ноги, обсасывая пальцы, тянули к ему руки, хватали за грудь, лезли целовать его спину и шею. Умоляющие глаза, жадно приоткрытые рты, ищущие ладони, скользящие по его идеальному бронзовому телу. Я зашлась в безмолвном вопле адской боли и отчаянья. Казалось, я так громко ору, что кровь течет из ушей, а на самом деле не издала ни звука. Только глаза остекленели, чтобы запомнить навечно свою смерть.

В тот момент, когда наши дети страдают от голода и жажды в руках ублюдков, убиты невинные люди, захвачен автобус с заложниками — мой муж пирует.

Бал во время чумы, и мне воняет трупным смрадом и кажется, что все эти подонки там, трахающиеся, как животные, насилующие женщин, которым запрещено сопротивляться, давно уже не являются людьми.

— Аслан, — крикнул тот, что удерживал меня под руку, чтоб я не упала. — Куда ее? Здесь оставить?

А меня уже не стало. Я умерла. Такую боль выдержать невозможно, и ненависть слишком пустое чувство по сравнению с тем, что я испытывала к НЕМУ. Это казнь. Ампутация меня самой. Безжалостная и совершенно молниеносная.

Макс обернулся, скользнул по мне мутным взглядом и продолжил совокупляться с блондинкой, извивающейся под ним и виляющей задом, завывающей от каждого его толчка. Мой муж держал ее за волосы и за горло, и по его мощной спине прокатились волны наслаждения. Он ускорил толчки, и струйки пота покатились по его смуглой коже, рельефно бугрящимся мышцам, вздувающимся в такт движениям. Он сильнее сдавил горло девушки так, что она захрипела. Я услышала его последний рык и с омерзением поняла, что он кончил в тот момент, когда переломал ей шейные позвонки. И никого это не ужаснуло. Никого, кроме меня. О Боже… Жуткое полуголое чудовище не могло быть моим мужем.

— Аслан. Эта русская полудохлая и тощая утверждает, что она — твоя жена.

Он заржал, а я не выдержала и обмякла в его руках. Повисла, не в силах стоять на ногах. Мне не хотелось никуда смотреть, мне хотелось выдрать себе глаза и никогда не видеть то, что увидела.