На дне Одессы

Опять одеваться! Вам надо опять "навести" на себя красоту, чтобы нравиться, выйти в зал, — о! этот зал! — быть веселой и опять плясать, плясать, плясать.

И так каждый вечер. Каждый вечер без конца.

— Пожалуйте в зал..

Вы не можете ни на один вечер остаться наедине с собой. Потому что вы — не хозяйка себе. Вы всецело принадлежите "бандурше". Вы — живой товар…

И вот вы выходите в зал мрачная, как ночь, в своем шелковом платье, раскрашенная. как кукла. Вы забиваетесь в дальний угол и предаетесь своим горьким думам.

Как вы были бы счастливы, если бы вас никто не заметил.

Но хищный глаз хозяйки нашел вас.

— Ступай сюда! — слышите вы ее голос.

Вы подходите.

— Чего ты такая "смутная"? Отца похоронила, что ли?

Это надо понимать так: "Моментально развеселись, мне не надо кислых физиономий. Мой дом — не погребальное братство".

И вы делаетесь веселой. По заказу.

В противном случае — хозяйка осерчает и рассчитает вас.

Вы натягиваете на себя маску.

Маска улыбается, смеется, а лицо под нею плачет… И какая у вас жизнь?!

Вы ложитесь спать в 5 час. утра, а иногда и позже, встаете в 2 часа дня, обедаете, после обеда отдыхаете, и смотришь, пора опять одеваться и выйти в зал.

Вы даже можете редко-редко подышать свежим воздухом.

Да вас, впрочем, и не тянет на улицу, потому что слишком уже засосало вас ваше болото.

Жизнь ваша, таким образом, проходит в танцах, еде и сне. И вы не хотите даже знать, что за гнилыми стенами вашей тюрьмы есть другая жизнь и что в этой — другой жизни столько красоты.

За стенами вашей тюрьмы смеется солнце, щебечут птицы, зеленеют травы, а вам до них дела нет.

Иногда посреди танцев перед вами выплывают из далекого прошлого дорогие вам лица отца, матери, сестер и братишек, родной городок, деревушка с тихой речонкой.

И вместо того, чтобы подумать о том, как бы вернуться к ним, вы бросаетесь к водке и накачиваетесь…. Вы пьете часто и заглушаете водкой прошлое.

Но всю жизнь плясать невозможно.

Всякой пляске, как и всему в жизни, бывает конец.

И вот вы доплясываетесь. Сперва до знаменитого III-го отделения, потом до "Коссарки", до "Ботанического сада" и до "мраморного стола".

Ради Бога, не подумайте только, что мы хотим напугать вас всем этим.

Вас пугать этим — все равно, что пугать ворон пугалом.

Вы — не из пугливых.

Вы сами знаете, что ждет вас.

Но нам необходимо поговорить о вашем будущем.

Я начну с вашего настоящего положения.

Предположим, что вы находитесь сейчас в трехрублевом заведении.

Находясь там, вы благоденствуете. Катаетесь, как сыр в масле.

"Бандурша" особенно расположена к вам и терпит все ваши капризы.

"Вышибайло" и кухарка почтительно называют вас "барышнями" и вас кормят превосходно.

Кроме трех блюд, вам дают еще на десерт пирог с яблоками или желе.

Но погодите! Через два года вы подурнеете, примелькаетесь гостям и вам в один прекрасный день "бандурша" в ответ на ваше замечание, что борщ — невкусный, скажет:

— Если тебе не нравится, можешь уходить.

Она каждый день будет давать вам повод к неудовольствию и, наконец, выставит вас.

Из "трехрублевого" заведения вам прямая дорога в "рублевое".

Прошел еще год-два и вы переходите в так называемое "полтиничное". Курс ваш понижается с каждым годом.

Какой скачок! С трех рублей на полтинник.

Но погодите! Еще через два года вы попадаете на Картамышевскую улицу, где гости ваши не франты в смокингах и лабори-шляпах и господа студенты, а солдаты, матросы, кочегары, "блатные", скакуны и плата уже не три, не один рубль, не полтинник, а 30, 15 и 10 к.

Конечно, в течение этих нескольких лет, этого спуска по "черной лестнице", вы совершаете несколько поездок в III-ье отделение, с которым вы настолько осваиваетесь, что знаете каждый гвоздик в нем, каждую щель.

Но вот "бандурши" своими липкими и мясистыми губами высосали у вас все соки. Вы сделались развалиной и такой отталкивающей, что пьяный "кодык" и тот с брезгливостью отворачивается от вас.

И вас выхильчивают (выбрасывают) на улицу.

Прощай, сладкое житье, масленица! Теперь единственная дорога на Коссарку[26].

На Коссарке вы сходитесь с такими же, как и вы, женщинами, таскаетесь с ними по приютам, кормитесь чем попало и пьете. И каждый проходимец, каждый жулик топчет вас ногами.

И так вы доживаете свои дни.

Нередко вас можно встретить в Ботаническом саду[27].

Старые, страшные, оборванные, покрытые язвами, вы шатаетесь по его дорожкам и зазываете к себе прохожих. Но никто не идет к вам. Все пугаются вас.

И в одно прекрасное утро вас находят мертвой, под кустом, на рогоже, которая служила вам постоянно матрацем для кровати из жестких камней.

Вас позабирают, взваливают на телегу, отправляют в анатомический покой и кладут на мраморный стол. А потом закапывают. И никто не знает, где ваша могила.

Над нею нет креста и никто в праздничный день не приходит поплакать и погоревать над вами.

Вот так жизнь! Вот так смерть!

И как подумаешь, что жизнь ваша протекла в этом болоте без всякой радости, страшно становится.