На дне Одессы

Покончив с чаем, Надя надевала гейшу, шляпу и отправлялась на Колонтаевскую улицу к одному гитаристу — брать, по настоянию Яшки, уроки на гитаре, к которой имела сильное влечение, и уроки пения, а потом отправлялась к своей экс-хозяйке, рассказывала ей о своем житье-бытье, чем вызывала в хозяйке большую зависть, и игралась с Феденькой, который больше не тыкал ей в зубы фиги и не запускал в нее самоварным краном, так как Надя задабривала его подарками.

От хозяйки она шла домой и плотно обедала. А вечером являлся домой Яшка, сбрасывал свой «рабочий» костюм, — голландку, полосатые штаны «от У. Ландесмана 42» и картуз, и одевался вполне по-европейски, и они вдвоем отправлялись к «Гамбринусу» послушать Сашку, в ресторан Макаревича или в театр попечительства о народной трезвости, в зал Болгарова.

В театр они ходили довольно часто, так как Яшка, кто бы мог поверить, был ярым театралом. Не удивительно ли? Но удивительнее всего, что Яшка предпочитал классические пьесы, трагедии, мелодрамам и комедиям. Он питал особую страсть к трагедиям и насколько велика была эта страсть, можно судить по тому, что он 10 раз видел «Разбойников», 8 — «Дон-Карлоса», 15 — «Гамлета» и 20 — «Короля Лира».

«Двух сироток» же, «Семью преступника» и «Парижских нищих» по одному и два раза только.

Из всего этого читатель может заключить, что Яшка был поклонником классицизма. Да и как же иначе? Но такое заключение будет ложным, так как его тяготение к творениям Шекспира и Шиллера объяснялось исключительно его удивительной практичностью. Он любил трагедии просто потому, что они, не в пример мелодрамам и комедиям, собирали в театр чистую и более зажиточную публику с… хорошими бимборами (часами) и портсигарами.

Практичность Яшки в данном случае сослужила ему хорошую службу. Прослушав 20 раз «Короля Лира», он постиг в совершенстве всю прелесть этого дивного произведения и прекрасно ознакомился с его содержанием.

Короля Лира Яшка называл «старым жлобом», то есть старым дураком, и рассказывал о нем не иначе, как со смехом. Он до того заинтересовал им однажды Надю, что она попросила его непременно повести ее в театр на «Короля Лира». И он повел ее.

Они заняли места на галерке.

Когда занавес взвился и перед Надей предстал тронный зал короля Лира, Яшка твердо, как фонограф, и довольно образно, хотя и туманно, так как он не мог отрешиться от своего воровского языка, стал объяснять Наде вполголоса:

— Вот этот, который сидит на стуле с толстой сахарницей, с большим мехом (животом), и есть тот самый старый жлоб — король Лир. Играет его артист Россов. Сбоку, эти две мамки — дочери его Горилла (Гонерилья) и Стервана (Регана), а эти два мента (военные) любовники их (герцоги Албанский и Корнвальский). Вот еще одна дочь его, самая младшая — Корделька (Корделия). Клевая, славная бабенка. А остальные (рыцари, офицеры, гонцы, воины и свита) все — менты. А этот — Клестер (граф Глостер). Слышишь, Надя? Старый жлоб говорит, что ему надоела эта жисть собачья и что он хочет отдать дочерям все свои причендалы (имущество) и ховиры (хоромы). Горилла, слышишь, наливает ему масло, что любит его. И любовник ее то же самое. Теперь ему наливает масло Стервана. Совсем заморочили они старому жлобу голову. Он и отдал им все. А Корделька стоит в стороне и не хочет наливать масла, потому что у нее совесть есть и она правду жарит. Слышишь, Надька, что она говорит: «Не боюсь я правды»!… Ай да Корделька! Молодчина! Я сам за правду отца родного зарежу. А он, жлоб старый, ругает ее за это, за правду-то. «Лучше бы тебе не родиться на свет!» Боже мой, Боже мой! Где — правда?! Задвинуть бы ему нож в мех (живот).

Когда занавес опустился, Яшка стал хлопать в ладоши и орать:

— Биц! Браво, биц!

Из 100 человек, находившихся на галерке, он один хлопал, так как один понимал пьесу. Остальные же пожимали плечами, сопели и пялили глаза то на Яшку, то на спущенный занавес.

«Хоть убейте, люди добрые, ничего не понимаем», — говорили их вылупленные глаза.

Сознавая свое превосходство над этой темной и необразованной публикой, состоявшей из резников, биндюжников и торговок, Яшка окидывал их покровительственным взглядом, громче орал «биц!» и наводил вслух критику:

— И какой он король? Жлобара, а не король. Старец массовский (клиент Массовского приюта).

Набив ладони до красноты каленого железа и накричавшись вдоволь, Яшка извинился перед Надей и спустился вниз в буфет, где толпилась масса партерной публики. Яшка, при помощи локтей, ввинтился в самую середину, обмыл (обобрал) одного господина, другого, третьего и вернулся наверх к Наде с никелированным бимбором и двумя серебряными портсигарами в кармане. По этому читатель может судить, как Яшка соединял приятное с полезным.

Занавес взвился вторично.