Бетя оторвала от красных и припухших глаз руки, посмотрела на кучку и, не говоря ни слова, направилась к ней. Надя последовала за нею.
Субъект говорил теперь повышенным и раздраженным голосом:
— Как ты не желаешь? Ты обязана!
— Врешь! — воскликнула Тоска. — Не обязана! Если мне гость не нравится, я могу отказать ему!
— Нравится или не нравится, мне — безразлично. Повторяю, что ты — обязана.
— Да?! Вот как?!
Тоска истерически захохотала, быстро и незаметно соорудила из пальцев фигу и ткнула ее назойливо липнувшему к ней субъекту в нос.
— На вот, ешь!
Девушки, враждебно настроенные против субъекта, громко захохотали.
— Молодчина, Тоска! — крикнула Саша.
Субъект оглянулся вокруг, побагровел, скрипнул зубами и, прежде чем Тоска успела опомниться, влепил ей звонкую пощечину.
Все вокруг зашумели.
Получив пощечину, Тоска вскочила с кушетки и не то с любопытством, не то с недоумением посмотрела на субъекта. На правой щеке ее кровавым заревом горело пятно — отпечаток пощечины.
Тоска тяжело дышала. Но вот лицо ее потемнело, и уголки губ задергались.
— А, ты бить?!
С этими словами она вцепилась левой рукой в шевелюру субъекта, рванула к себе его голову и стала раскачивать ее из стороны в сторону, а правой, свободной, наносить ему по лицу гулкие, частые удары.
Субъект упал на колени. В глазах у Тоски засветилось торжество.
— Будешь еще раз бить? — спрашивала она, задыхаясь от злобы и презрения к барахтающемуся у ее ног субъекту.
— Пусти, пусти, говорят тебе, — тихо мычал субъект, ловя зубами и руками ее руки.
В его мычанье слышалась просьба о пощаде и еле сдерживаемое бешенство.
После некоторой борьбы ему удалось больно впиться зубами в ее руку.
Тоска вскрикнула и сильно ударила его ногой в лицо.
Он выпустил руку.
Девушки теснее сгруппировались вокруг Тоски и подбадривали ее возгласами:
— Так его!
— По морде!
— Чего он себе думает?!
Ксюра оглянулась — нет ли вблизи хозяйки — и своей толстой, пухлой, как перина, дланью прибавила. Она так треснула субъекта по затылку, что тот звонко поцеловал лбом паркет.
— Ай да Ксюра! — похвалила Саша.
Тоска утомилась наконец и в последний раз ударила субъекта. Субъект упал навзничь.
Надя содрогнулась.
Субъект был ужасен. Лицо его было глубоко расцарапано, и по носу, по подбородку текла кровь, глаза подбиты, вздуты, как пузыри, волосы смочены потом, растрепаны и в одном месте вырваны с корнем. Расцарапаны до крови были также и руки.
Воротник вместе с галстуком висели.
Субъект растерянно, как помешанный, глядел на всех, растопырив вспухшие от царапин руки, щурил опухшие глаза и подергивал носом. Он собирался заплакать. В таком ужасном виде была и Тоска.
Он растрепал ее прическу, покусал и поцарапал руку и порвал на плече лиф.
— Что случилось?! Что тут такое?! — с криком влетела в зал экономка.
Вслед за нею влетела перепуганная на смерть хозяйка.
Увидав их, субъект тихо заплакал, указал на свое лицо, руки, оторванные воротник и галстук и пролепетал:
— Посмотрите, что со мною сделали.
Он стоял перед хозяйкой и экономкой жалкий, униженный, оплеванный. Хозяйка схватилась за голову и спросила:
— Кто это?
— Я! — смело заявила Тоска и бросила вызывающий взгляд на хозяйку.
— Я и не знал, — забормотал субъект, давясь слезами, — что порядочному человеку нельзя являться к вам, что его здесь обижают… Я приглашал ее, а она отказывается… Что же это за порядки у вас?..
— Да! Отказываюсь! — зашипела на него Тоска. — Отказываюсь, потому что рожа твоя мне не нравится.
Саша, негодовавшая больше всех на субъекта, воскликнула:
— Ты — порядочный?! А зачем ты бьешь? Как ты смеешь бить?! Ах, ты!..
— По голове его стулом, — предложила Сима.
— Ша, Ша! Чтоб на вас хороба напала, чтоб вы 30 лет в шпитале (больнице) лежали! — закричала на девушек хозяйка и обратилась к Тоске. — Зачем ты, морда поганая, шкандалы мне каждые две минуты устраиваешь?! Ты хочешь разогнать гостей?
— Я скандалов не устраиваю, — ответила Тоска.
— Как не устраиваешь, чтоб тебе глаза вылезли на лоб. Разве так честная и порядочная девушка поступает?! Если тебя приглашают, так ты должна идти.
— А если он мне не нравится?
— Что значит — не нравится? Тебе могут все не нравиться. За что же ты, холера, деньги получаешь? Ты должна идти!..
— Ну, это уж оставьте! Дудки! — перебил ее громкий и всем знакомый голос.
Все обернулись и увидали Вун-Чхи. Он слышал часть разговора хозяйки и Тоски.
Девушки посмотрели на него с нескрываемым удовольствием.
Вун-Чхи обвел всех влажными, пьяными глазами, облизнул свои полные красные губы и повторил, заикаясь:
— Это уж, ах, оставьте, прелестная и целомудренная синьорина! Дудки-с! Раз он, — Вун-Чхи ткнул пальцем в субъекта, — ей не нравится, то она вправе отказать ему. Изволите ли понимать? Она вправе отказать ему, и никакие силы ада не могут принудить ее.
Хозяйка сделала зверское лицо и грубо отрезала:
— Это не ваше дело!
— А я говорю, прелестная, целомудренная синьорина, что это мое дело, — повысил Вун-Чхи голос и сильно напер на букву "р". — Она не рррабыня. Изволите ли меня понимать, прррелестная синьорина? Не рра-бы-ня!