На дорогах Европы

— Товарищ генерал! Да я же не художник! Здесь нужен специалист. Разобраться — откуда картины. Оригиналы или копии? Да здесь и не всякий художник разберется.

— Вот что, писатель… Ты мне мороки не разводи. Художников у меня в войсках нет. Кого я пошлю — сапера или интенданта? Так они Леонардо да Винчи от Бальтерманца не отличат. А там, может, действительно большие ценности. Бери с собой капитана Перфильева. Он консерваторию кончил. Вместе и разберетесь. Все. Исполняй.

…И вот мы с инструктором политуправления капитаном Виктором Перфильевым на потрепанном «виллисе» мчимся по дороге, извивающейся среди Судетских Альп. Признаться, предстоящая встреча с Кузнецовым меня волнует. Я рассказываю о нем Виктору. Да тот ли это Кузнецов?.. Конечно тот. Леонардо да Винчи. Джиоконда. Вот ведь какие дела случаются на свете.

Перфильев оживлен, весел. Он любит такие приключения. Это гораздо интереснее, чем корпеть над кипами политдонесений. Виктор прекрасный музыкант, настоящий человек искусства. Он скучает по Москве, по музыке. Его не раз уже отправляли в Москву. Но… его родной белорусский город был разрушен фашистами, два его брата погибли на фронте. И он должен был дойти до Берлина. Всю войну он провел в пехотном батальоне, был дважды ранен. Только последний год был переведен в политуправление. Урывками он писал большую героическую симфонию. Мы встретились с ним однажды в старинном Померанском замке, где сохранился чудесный рояль. Перфильев сыграл нам фрагменты из своей симфонии. Это была настоящая, вдохновенная и выстраданная музыка. Но в живописи он, конечно, понимает не больше меня. «Эксперты!» И как только мы разберемся в этих картинах?!

Дорога все время петляет. Могучие сосны, грабы. На остановке мы долго стоим у векового дуплистого вяза, пытаемся обхватить его ствол. Но это нам не удается. Ствол в три обхвата. Мы дышим полной грудью. Легкий горный воздух. Смолистый, вкусный, опьяняющий.

Под нами заросшие орешником глубокие балки. Многоцветные луга. Спуститься бы туда, полежать в густой альпийской траве… Некогда… Нас ждут генерал Кузнецов и Леонардо да Винчи!

…Подъезжаем к городу глубокой ночью… Неожиданно в стороне от дороги за густой буковой рощей — короткая пулеметная очередь. Потом резкие, обрывистые, одиночные выстрелы автоматов.

Останавливаем машину. Выскакиваем. Бежим через рощу, на ходу вытаскивая пистолеты. Фашистов отсюда прогнали еще на прошлой неделе. Но мало ли какие бандиты могли «застрять» в этих лесах.

Выбегаем на полянку. Высокая каменная ограда. Большой сад. Двухэтажный дом в глубине. Темные впадины окон.

Перестрелка прекратилась. Из-за ограды выскакивают трое наших автоматчиков. Увидев нас, старший тревожно спрашивает:

— Кто такие?

Сержант, подсвечивая фонарем, строго проверяет документы и облегченно вздыхает. При свете фонаря видно его скуластое лицо. Киргиз или нанаец.

— Генерал вас давно ждет, — объясняет он. — Выслал патруль навстречу. А тут, понимаете, какое дело. Видим, за оградой в саду огонь вспыхивает… Ну мы через ограду… Видим, хотят дом поджечь. А что в том доме, неизвестно. Может, какие-нибудь важные бумаги или даже люди. До этого дома у нас еще руки не дошли. Ну мы, однако, очередь в воздух. Все же они гражданские люди. А они, шайтаны, из парабеллумов. Ну тут мы, однако, разъярились, — сержант виновато развел руками, — надо было их, конечно, живыми. А мы не выдержали… Обыскали. Документов никаких. Прямо сказать, дело туманное.

Что же это за таинственный дом? Капитану Перфильеву не терпится… Вот это приключение! Будет о чем рассказать в штабе. Да и я заинтригован не меньше.

Мы долго стучим в дверь, в окна.

Наконец на пороге появляется перепуганный немец в шлафроке. Седые волосы его топорщатся. В руке дрожит оплывшая свеча.

— Вас волен зи, майне херен?

Мы объясняем. Отстраняем немца и, освещая дорогу фонарями, проходим к подвалу. Из боковой комнаты выходит рыхлая пожилая женщина с ключами. Она открывает массивный замок.' Затхлый сырой воздух ударяет в лицо. Вдоль каменных сводов бесконечно тянутся полки. На них рукописи, папки. Неужели штабной архив!.. Или «секреты» гестапо?

Капитан Перфильев берет в руки толстый фолиант и, стряхнув обильную пыль, подносит к глазам…

— Бах… Иоганн Себастьян Бах!.. — восклицает он.

Это были ноты. Огромное царство музыки! Нототека Берлинского оперного театра, спрятанная в этом маленьком городке.

Так вот что хотели уничтожить, сжечь фашисты! Чтобы ноты не достались «варварам»!

Перфильев, как шальной, метался от полки к полке. Моцарт… Брамс… Вагнер… Штраус… Пуччини… Чайковский… Римский-Корсаков… Бетховен… Весь Бетховен…

Я был удивлен. Я знал, что в фашистской Германии не поощряли Бетховена.

— Знали ли вы Бетховена? — спросил я по-немецки взъерошенного хозяина, продолжающего дрожать от страха и холода.

— О, найн, найн, — испуганно воскликнул немец. — Кайнен Бетховен, камней Бетховен. Я не знал никакого Бетховена.

Мы рассмеялись.

Тучная хозяйка, более спокойная, чем муж, тоже попыталась засмеяться.