На двух планетах

Спасенные были разлучены и водворены в приспособленные для них помещения. Им был предоставлен полный покой, и они долго еще находились в глубоком сне.

VI. На попечении феи

Зальтнер открыл глаза.

Что это над ним? Или это сеть воздушного шара? Что это за правильные золотистые арабески на светло-голубом фоне? Нет, это не шар, и непохоже на небо. Но что же случилось? Ведь он упал в море? Быть может, это морское дно? Но в воде он бы умер, или… Он повернул голову, и глаза его снова закрылись. Он хотел все обдумать, но мысли были слишком тяжелы, а он чувствовал себя таким усталым… Тут он заметил, что у него в губах какая-то трубочка. Быть может, это мундштук кислородной подушки? Нет. На него повеяло странным ароматом, и он невольно потянул из трубочки, так как испытывал жгучую жажду. Ах, как это приятно! Прохладный, освежающий напиток! Не вино и не молоко, и тем не менее так вкусно. "Не нектар ли это"? Его мысли опять смешались; но напиток имел чудесное действие: новая жизнь пробежала по его жилам; он снова смог открыть глаза. Но что же он увидел? Значит, он все-таки под водой?

Там, над его головой, шумели морские волны, но они не доходили до него. Прозрачная стена задерживала их. Пена разбивалась об эту стену; свет преломлялся в волнах. Неба не было видно, по-видимому, его скрывал какой-то тент. Время от времени рыба глухо толкалась в стекло.

Напрасно силился Зальтнер уяснить себе свое положение. Сначала ему казалось, что он находится на корабле, хотя его удивляло, что в комнате не чувствуется ни малейшего движения. Но потом он отвел глаза в сторону. Разве уже кончился день? Ведь комната была освещена дневным светом, но там, налево, царила глубокая ночь.

Перед ним в лунном свете возвышалось незнакомое строение неведомого стиля. Он увидел крышу и над нею верху верхушки странных деревьев, и как необычайно ложились тени! Зальтнер попробовал наклониться вперед, поднять голову. Поистине, там в небе светило две луны, и лучи их перекрещивались. На Земле никого подобного не могло быть. Нет, это не картина – живопись не могла создать таких световых контрастов; вероятно, это транспарант.

Как бы в ответ на шорох, вызванный движением Зальтнера, ландшафт внезапно отодвинулся в сторону. В глубоком кресле сидела женщина и огромными смеющимися главами смотрела на проснувшегося. В полной растерянности уставился он на это новое чудо. Казалось, никогда еще, не видел он такого прекрасного женского лица. Он хотел быстро подняться и тут впервые оглядел себя. В то врем, как он лежал без сознания, его, по-видимому, вымыли и переодели в свежее белье. Широкий халат из неведомой ткани окутывал его.

Женщина протянула руку и повернула одну из рукояток прибора, стоящего перед нею на столе. В то же мгновение Зальтнер почувствовал, точно его вдруг что-то приподнимает. Он хотел пошевелить рукой, но рука откинулась гораздо дальше, чем оп предполагал. Он приподнялся с удивительной легкостью, но при этом ноги его взлетели в воздух и пришлось с неожиданной быстротой проделать несколько непроизвольных гимнастических упражнений, прежде, чем удалось достигнуть равновесия и усесться на ложе.

В это время женщина тоже поднялась и плавной поступью направилась к нему. Чарующая улыбка оживляла ее черты, и в ее чудных глазах светилось искреннее участие.

Зальтнер хотел встать, но при первом же поползновении заметил, что рисует взлететь на неопределенную высоту. Легким движением руки женщина попросила его остаться на месте. Тут только вернулись к нему способность речи и его обычная живность.

– Как вам будет угодно, – сказал он. – Вы окажете мне большую честь, если согласитесь посидеть со мною и милостиво сообщите мне, где я, собственно, нахожусь.

При звуке его слов, она разразилась тихим серебристым смехом.

– Он говорит, он говорит! – воскликнула она по-марсиански. – Как это забавно!

– Фафаголик? – повторил Зальтнер чуждый звук ее речи. – Что это за язык, или что это за страна?

Марсианка снова засмеялась и при этом с удовольствием разглядывала его, как разглядывают диковинного зверя. Зальтнер повторил свой вопрос по-французски, по-английски, по-италиански и даже на латинском языке, – этим исчерпывалось его лингвистическое богатство. Так как незнакомка, по-видимому, его не понимала и он все еще оставался без ответа, он снова заговорил по-немецки:

– Вы, сударыня, очевидно меня не понимаете, но все-таки я должен хотя бы представиться вам. Меня зовут Зальтнер, Иозеф Зальтнер. Я естествоиспытатель, художник, фотограф и член полярной экспедиции Торма, только что потерпевшей крушение, но, как мне кажется, до известной степени спасенной. Собственно говоря, смеяться тут нечему, сударыня, или как вас там зовут!

После этого, он несколько раз, указывая на себя пальцем, отчетливо повторил: – Зальтнер, Зальтнер! – Потом широким жестом указал на все окружающее и, наконец, на прекрасную марсианку.