На двух планетах

– Бат Зальтнер. – Потом, подняв три пальца, старался жестами объяснить, что на погибшем шаре было три бата. Все внимание Хиля, впервые видящего европейца, было направлено скорей на самого человека, чем на то, что он говорил, поэтому он с удивлением посмотрел на Зэ, когда Зальтнер окликнул его, повторяя услышанное от Зэ обращение: "Хиль Хиль"!

Зэ объяснила:

– Он хочет сказать, что их было трое; но мы-то ведь нашли только двоих?

– Да, – сказал Хиль, – но другому тоже уже лучше. Рана на ноге не серьезная и через несколько дней заживет. Я оставил подле него Ла и пришел посмотреть, что тут делается… Во всяком случае, я думаю, что тот находится в полном сознании; он неоднократно открывал глаза, но не сказал ни слова. Надеюсь, что он не испытал слишком сильного потрясения. Мы решили не заговаривать с ним, чтобы преждевременно не волновать его. Быть может, вы хотите туда пройти?

– С удовольствием, но кто же останется с Зальтнером?

– Ему нужно теперь поспать. А потом мы должны устроить их по другому. Мы переведем их обоих в одну комнату, в самую большую часть ее и две прилегающие к ней комнаты не будут соединены с абарическим полем, – туда мы поставим их кровати и снесем все их вещи, чтобы эти баты могли жить в привычных для них условиях. А в другой части комнаты мы сможем регулировать силу тяготения и, таким образом, свободно двигаться и, без помехи, быть подле батов и изучать их.

– Хорошо, – сказала Зэ, – но, прежде чем вы усыпите моего бедного бата, я должна еще немного с ним побеседовать.

Она обратилась к Зальтнеру и постаралась как можно яснее растолковать ему, что один из его товарищей спасен и что скоро он его увидит. Потом ей удалось узнать у Зальтнера имя этого товарища и несколько нужных ей немецких слов, которые она тут же затвердила, В то время, как ее большие смеющиеся глаза смотрели на Зальтнера, Хиль приблизил руку к его лицу и сделал несколько мерных движении. Глаза Зальтнера закрылись. Сначала перед ним как будто еще светили два сияющих солнца, потом он уже не зная, глаза ли это Зэ, или две луны Марса, – и скоро безгрезный сон охватил его.

VII. Новые загадки

Грунте очнулся от своего беспамятства в комнате, устроенной точно так же, как та, в которой помещался Зальтнер, так кик обе они принадлежали к числу комнат, предназначенных для временного пребывания гостей, приезжающих с Марса на земную станцию. С ложа Грунте тоже ничего не было видно, кроме больших окон, за которыми колыхалось море, и ширмы, скрывающей остальную часть комнаты. Эта ширма была украшена ночным ландшафтом Марса с его двумя лунами: излюбленный художниками Марса световой эфект. Кроме того, на переднем плане ландшафта изображены были две фигуры, одна из которых указывала вдаль на особенно ярко светящуюся звезду, а другая рассматривала сильно увеличенное, точно на экране проекционного фонаря, изображение этой звезды.

Грунте старался собраться с мыслями. Он лежал в теплой комнате, на удобной постели, в незнакомой ночной одежде. Никакой боли в ноге он уже не чувствовал, но не мог пошевельнуть ею, так как на нее была наложена неподвижная повязка. Он был очень слаб, но мысли были ясны, и никакого недомогания он уже не ощущал. Он мог свободно двигать головой, руками и верхней частью тела. Итак, значит, после падения в море, он был спасен. Но где же он теперь и кто спас его? Не попал ли он все-таки на остров и не являются ли островитяне его спасителями? Кто они и чего мог он от них ожидать? На этом вопросе сосредоточились все его мысли.

Он пошевелил руками, проверил дыхание, пощупал пульс, прислушался к шуму моря, – все явления природы не изменились, он несомненно находился на Земле, и все же существа, живущие здесь, не могли быть людьми. Его одежда, простыни, покрывала были сделаны из совершенно неизвестной ему ткани, и по ним Грунте не мог судить о том, кто приютил его. Но оставалась еще картина. Что было на ней изображено? Нельзя ли по ней разгадать, в чьей власти он находится?

Обе фигуры на картине изображали, по-видимому, существа человеческой породы. Стоящая фигура, указывающая на звезду, представляла собою идеальный облик женщины, с поразительно большими глазами. Над ее головой мерцало своеобразное сияние. Был ли это символический образ, увенчанный ореолом? По ее одеянию, насколько вообще можно говорить о нем, трудно было сделать какие-либо выводы, – оно могло всецело зависеть от причуды художника. Сидящая спиной к зрителю фигура, рассматривающая изображение звезды, была одета в какой-то металлический панцирь. Представляли ли эти фигуры жителей полярного острова? Но сам ландшафт не был похож ни на один из земных ландшафтов. Значит, это было воспоминание о далекой родине жителей полюса. А если это так, то ведь две луны могут быть только на Марсе…