На двух планетах

Он бросил газеты на стол и начал ходить взад и вперед. Никто не отвечал. Известия были не только первостепенной политической важности, но и должны были решить и личную судьбу собравшихся. Лица сделались мрачными. Только у Исмы радостно билось сердце. Ведь можно будет отправиться на южный полюс Земли, а оттуда домой. Ведь если хотят завязать сношения с Англией, должны же будут послать туда воздушный корабль, по крайней мере в ее колонии, вероятно, в Австралию, и с этим кораблем сможет поехать и она. А если даже это будет невозможно, все-таки с Земли будут в ближайшее время получены известия.

- Что же вы не садитесь? - обратилась Ла к Эллю. Он сел, видимо волнуясь.

- Я боюсь, - начала Ла, - что движение антибатов будет все разрастаться. События могут так развернуться, что вместо мира мы получим междупланетную войну. Это будет ужасно.

- О, дайте только нам возможность вернуться, - вскричала Исма, Упросите вашего дядю, чтобы нас взял с собою первый же межпланетный корабль.

Элль ничего не отвечал. Он мрачно смотрел в одну точку.

Фру встал. Я думаю, - сказал он, - что нам не мешало бы продолжить сейчас наш путь и посетить вашего дядю. Поедемте поговорить с ним.

Все вышли из здания и направились к самодвижущемуся марсианскому экипажу. Исма молча сидела рядом с Эллем. Она видела, что его мысли заняты не ею. Ей не хотелось спрашивать его, о чем он думает. Так они не сказали ни слова, пока не достигли дома, где жил Илль.

XXVIII

ИДЕАЛЫ

Ла сидела за работой. На полочке над пишущей машинкой стояла одна из немецких книг, привезенных Эллем. Это была сокращенная "всемирная история" самое краткое, что существовало по истории европейских стран. Ла по поручению Илля переводила книжку на марсианский язык. Работа шла у нее совершенно механически, подобно вязанию чулок у престарелой больной дамы, и не мешала ей оживленно беседовать с Эллем, который пришел ее навестить.

- Нет, - сказала она, - этому нельзя поверить! Это слишком смешно. Ах, эти баты!

- На самом деле, это скорее печально, чем смешно, - возразил Элль. Дело ведь далеко не всегда кончается пустым выстрелом. Довольно часто бывают тяжелые ранения и даже смертные случаи.

- Это отвратительно. Но, я полагаю, разум и закон должны бы запретить поединки. Каким образом это у вас еще возможно?

Это и происходит по неразумию. Есть люди, которые думают, что разум и закон хороши для народа лишь тогда, когда пределы и того, и другого охраняются группами избранных людей. Эта же избранная группа может нарушать закон во имя самого высшего блага для человечества - разума и свободы. Во имя этого же они считают возможным оставаться рабами отживших форм. Они думают, что противоречия в нравах только укрепляют господство разума в общем.

- Какие благородные души! Это принесение себя самого в жертву культуре. Для человеческой мысли характерно способствовать развитию культуры путем некультурности собственной жизни. Это было бы глупо, если бы не было, к сожалению, так безнравственно; слишком уж очевидна эгоистическая цель.

- Конечно. Но они и не скрывают ее: они смотрят на себя, как на совершенно особую касту.

- Я себе представляю, как тяжело было вам жить в таком обществе.

- Да мне и действительно было не легко. Для них честь человека состоит в том, что о нем говорят другие. Они думают, что она может быть уничтожена оскорблением и вновь восстановлена грубой силой. Как будто бы не самым большим самоуничтожением является подчинение своего собственного разума чужому мнению. И так как я должен был жить среди них, то моя внутренняя, подлинная жизнь была ложью в их смысле, отступлением от их условной морали. Но хуже и тяжелее всего сознание того, что миллионы людей из-за своего неразумия, из-за недостаточного развития своего мозга остаются слабыми, беспомощными, недовольными и несправедливыми. Сами же они по существу не злы. Они стремятся к добру, стремятся к свободе. Они обладают живым и теплым чувством. В этом они подобны нам. Идея добра, к которой мы пришли путем умозрения, имеет для них такое же значение, как и для нас, и постолько они наши братья. Развившиеся в человечестве религии несут в себе глубочайшую истину и силу, получаемые в откровениях. Они поднялись над индивидуальной жизнью, ограниченной пространством и временем, над тем содержанием нашего бытия, которое мы называем природой, и дошли до идеи разума, бытие которого свободно и находится вне пространства и вне времени.

- Но меня поражает человеческая неспособность воплотить эти идеи в жизнь. В одном случае это - слабость характера, в другом - сила эгоистического чувства. А отсюда - и их неумелость в неизбежной борьбе с бытием, то - что они ведут ее таким жалким образом.