Читаем На Ельнинской земле полностью

Впрочем, скоро Иван Лыженков 2-й ушел из школы, а вслед за тем уехал в Донбасс, навсегда покинув родные края. По крайней мере лет тридцать пять я ничего не знал о нем. И только уже после Великой Отечественной войны, в конце сороковых либо в самом начале пятидесятых годов, совсем неожиданно пришло письмо из Донбасса от жены Лыженкова, которую я совсем не знал. Та писала, что ее муж — бухгалтер шахтоуправления — недавно поехал по делам километров за тридцать — сорок от места работы. Назад он возвращался с попутной грузовой машиной, сидя рядом с шофером. В каком-то месте быстро идущую машину сильно тряхнуло, правая дверца кабины неожиданно раскрылась, и бухгалтер Иван Лукич Лыженков упал прямо на дорогу, разбившись насмерть. Судебно-следственная экспертиза установила, что упавший был сильно пьян и что поэтому он так легко соскользнул с сиденья и вывалился на дорогу… Жена Лыженкова настаивала, однако, на том, что это не так, что ее мужа преднамеренно убил шофер. Она просила меня, как депутата Верховного Совета РСФСР, направить дело Лыженкова «по правильному пути».

Я сделал все, что мог. Но вряд ли от этого стало кому-либо легче. Иван Лыженков — наш школьный Плюшкин — погиб, и уже никакая сила не могла вернуть его к жизни. Как он прожил свой век, что оставил после себя — хорошего ли, плохого ли — я так и не узнал.

5

Надо хотя бы коротко рассказать и о третьем Лыженкове, который также кончил школу вместе со мною. Этот третий Лыженков был уже не Иваном, а Семеном. Жил он не в Оселье, как двое предыдущих, а в Глотовке. Из него, к сожалению, успел-таки выработаться порядочный негодяй.

Вскоре после начала первой мировой войны Семен Лыженков, которому шел тогда семнадцатый год, устроился помощником волостного писаря в Арнишицкой волости. Жалованье ему положили пятнадцать рублей в месяц. И я хорошо помню, как однажды, придя из Арнишиц в Глотовку на пасхальные дни, он выхваливался перед ребятами:

— Вот я здесь гуляю с вами, ничего не делаю, а там все равно мне идет пятьдесят копеек в день. Ни за что, а идет!.. Во как!

А потом начал рассказывать со всеми подробностями о своем «обхождении» с молодыми солдатками:

— Молодых солдаток в волость приходит много. И все попадают ко мне. Больше всего приходят насчет пособия. Придет какая-нибудь и говорит: «Девочку мою не вписали, пособия на нее не выдают. Впишите ее, пожалуйста. Может, к следующему разу и на нее успеют прислать пособие». А я отвечаю: «Нет, не буду вписывать твою девочку. Нельзя!..» Я уж тут придумаю, почему нельзя. Ну, солдатка в слезы… Тогда я говорю: «Ладно, иди за мной!» И веду ее в сарай. А там и делаю с ней, что хочу. И уж потом записываю ее девочку в ведомость на получение пособия… А не подчинится она мне, так и уйдет ни с чем…

Рассказывал все это Семен Лыженков несколько по-иному: он не стеснялся в выражениях, уснащал свою речь самыми непристойными словосочетаниями, самой отборной матерщиной.

Было известно, что он принимал мзду от солдаток и в виде денег, особенно если эти солдатки выглядели так, что Семену неинтересно было идти с ними на сеновал.

— Хоть и небольшие, а все-таки деньги, — говорил он по этому поводу.

Через некоторое время — это было уже в семнадцатом году — Семен Лыженков работал у какого-то подрядчика и в наших местах вербовал для него рабочую силу. Один раз в числе завербованных оказались только девушки, и вербовщик сам сопровождал их до места работы.

— Ну уж тут, — снова хвалился он, — мне повезло: целая теплушка девок — любую выбирай. Я и выбирал… А если какая заартачится, я ей говорю: убирайся ко всем чертям!.. А убираться-то ей некуда: от дома далеко, на руках ни копейки денег… И жаловаться некому: главный начальник пока что я…

В конце концов Семен Лыженков женился. Но и тут сказалась его подлая натура: женился он на какой-то не только некрасивой, но просто обезображенной девке. Лицо у нее было так скособочено, что на него не хотелось смотреть, и была она намного старше Семена. Но женился-то он не на ней, а на трех больших сундуках, набитых всяким добром, да еще на деньгах, принесенных ею в дом в качестве приданого.

О своих старых родителях, которые жили весьма бедно, Семен позабыл давно. Он никак и ничем не помогал им. Жил отдельно и стремился только к тому, чтобы разбогатеть, разбогатеть во что бы то ни стало. Но помешала сначала болезнь, а потом и смерть. Умер Семен Лыженков совсем молодым от туберкулеза. А признаться, когда я узнал об этом, то нисколько не пожалел его, хотя когда-то и учился с ним вместе, и жил в одной деревне.

«ЛУНАТИКИ»

1

Настали теплые дни — это была весна уже девятьсот четырнадцатого года. И пока еще не пришла деревенская страда, когда все работают с темна до темна, мы, то есть все те же Коля Афонский, Петя Шевченков и я, продолжали по вечерам встречаться, хотя это происходило не каждый день. Встречались мы у кого-либо из нашей группы или в другом, заранее обусловленном месте.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное