На Ельнинской земле

Вторично я поступил в школу только в следующем, 1911 году, поступил уже по-настоящему, с твердым намерением не бросать ее, что бы со мной ни случилось.

Вначале, как и следовало ожидать, я попал во второй класс. Но недели через три Екатерина Сергеевна решила, что во втором классе мне делать нечего, что программу его я знаю, и перевела меня в третий класс.

Таким образом, вышло, что я нисколько не отстал ст своих товарищей, хотя целый год и не ходил в школу. И это очень меня радовало.

ИСТОРИЯ МОЕГО СТАРШЕГО БРАТА

Своего старшего брата Павла я не помню совершенно. Он ушел из дому, когда я находился в младенческом возрасте. Помню только одно (тогда мне было уже около четырех лет): брат Павел зашел к нам, сидел за столом под образами и что-то ел. Потом ушел. Какой он из себя, что говорил — об этом ничего не помню, не знаю.

Больше я его никогда не видал. Но историю его я знаю хорошо потому, что она долгие годы была в нашей семье предметом многих разговоров, суждений, предположений и догадок. Именно она стала тем горем всей нашей семьи, которое никогда не забывалось. И трудно представить, сколько слез пролила моя мать о судьбе своего первенца. На него возлагались большие надежды: подрастет, станет помогать семье, жить будет полегче.

Еще мальчиком Павел поступил в волостное правление в качестве рассыльного при жалованье три рубля в месяц. Не знаю, где он выучился грамоте (никакой школы тогда в нашей местности не было), но писал он, рассказывали, довольно бойко. Поэтому волостной писарь время от времени стал поручать ему переписывание и даже составление разных бумаг. И Павел постепенно постиг всю механику волостного делопроизводства. А потом его назначили помощником волостного писаря. И платить стали уже около десяти рублей в месяц.

Между прочим, в это время Павел переменил свою фамилию. Наша прежняя фамилия — Исаковы — очевидно, показалась ему недостаточно благозвучной, и он стал подписываться — Исаковский. К новой фамилии все скоро привыкли, и она с тех пор осталась за всей нашей семьей.

И отец и мать, конечно, очень радовались, что их сын вышел в люди, что он занимает такое завидное место.

Однако скоро все пошло прахом.

Началось с женитьбы Павла. В жены ему попалась женщина вздорная и ленивая. Звали ее Матреша. И хотя она пришла из такой же крестьянской семьи, как и наша, но работать по крестьянству уже не хотела, считая, очевидно, что жене помощника волостного писаря черная работа не к лицу. Она сразу же стала подбивать Павла уйти из отцовского дома.

Павел противился, не хотел покидать семью, но Матреша упорно стояла на своем. Начались ссоры.

Дело кончилось тем, что Матреша, прожив у нас лишь месяц или два, ушла к своей матери в деревню Чащи, откуда она была родом, а Павел написал прошение земскому начальнику, прося, чтобы тот перевел его в другую волость — подальше от жены.

Вместо того, чтобы перевести Павла в другую волость, земский начальник назначил его письмоводителем в свою канцелярию, которая находилась в его же, земского начальника, имении — в селе Арнишицы.

Все снова пошло по-хорошему. Павел продолжал помогать семье, отдавая все, что он мог выделить из своего небольшого заработка. Сам он тоже часто приходил домой в Глотовку: отпросится на полдня, на день и придет.

Но так продолжалось недолго — всего несколько месяцев. В Арнишицы к Павлу переехала Матреша, с которой он помирился. Павел сразу же перестал бывать дома, перестал давать и деньги.

И вот однажды, когда пришлось совсем туго, отец отважился пойти к земскому начальнику и попросить хотя бы той рубля или пятерку из жалованья своего сына.

Земский начальник Михаил Павлович Яновский слыл человеком суровым, недобрым, даже жестоким. И все его очень боялись. Разговаривать с мужиками он не любил, да и вряд ли кто из мужиков ходил к нему. Но тут уже такое положение, что надо идти — деваться больше некуда. И отец пошел.

Впоследствии он так рассказывал о своей встрече с Яновским: