На Ельнинской земле

— Пришел я утром. Стою около ограды, жду — может быть, пройдет мимо. Зайти за ограду, спросить у кого-нибудь — боюсь... Долго мне так пришлось стоять — может, два часа, может, три. Наконец вижу — идет по дорожке. Я снял шапку, жду, пока ближе подойдет. Заметил он меня, спрашивает: «Тебе чего надо?» — «Так и так, говорю, ваше высокоблагородие, я отец Павла Исаковского. Пришел к вашей милости попросить, не дадите ли хоть пятерку из его жалованья, а то совсем плохо приходится...» Я думал, прогонит он меня, не станет и разговаривать. Но почему-то в то утро он добрым был и ничего... не стал прогонять. А на мои слова ответил: «Пропал, говорит, твой Павел, совсем пропал...» И потом рассказал он мне, что все началось с приезда Матреши. Такие скандалы устраивает она Павлу, что хоть уши затыкай... Чтобы легче было жить Павлу, земский начальник сделал Матрешу экономкой. Но работать она не хотела, барыней себя считала. Чуть что не по ней, раскричится, выбежит на площадь перед домом, повалится на землю и кричит благим матом. А Павел испугается, схватит ведро с водой и бежит отливать ее... Поглядел на это земский начальник раз, другой, третий. А потом вызвал Матрешу к себе и говорит ей: «Вот что, Матреша, если еще хоть раз повторится это безобразие, то я не позволю Павлу отливать тебя водой, а сам приду и буду отливать тебя ременной плеткой...» После этого, сказал земский, валяться и кричать перед домом она перестала. Но Павла в покое не оставляет, просто изводит его... Рассказав мне про все это, Яновский вынул из кармана золотую пятерку, дал мне и говорит: «Вот тебе. Ступай!» С тем я и ушел. С Павлом не повидался, не поговорил — побоялся зайти в канцелярию...

Вскоре после этого земский начальник вынужден был уволить Павла — все из-за той же Матреши, которая опять ушла к своей матери. Павел же подался в Москву. Там ему удалось поступить в какую-то канцелярию, и все, казалось, пошло по-хорошему. Павел писал домой письма, изредка присылал деньги.

Но вот в Москву переехала Матреша, и сразу Павел словно в воду канул. Напрасно отец писал ему, просил откликнуться, ответить, что с ним, здоров ли он, не случилось ли чего. Никакого ответа не было.

Мать часто плакала, решив, что с Павлом произошло что-нибудь недоброе.

Так прошел год, а может быть, несколько больше.

И вот однажды пришел отец из волостного правления радостный и взволнованный:

— Нашелся наш Павел!

Далее он рассказал, что Павел прислал волостному старшине письмо с просьбой выслать новый паспорт, так как срок старому истек: в те времена паспорт мог быть выдан сыну только с разрешения отца. Поэтому старшина спросил:

— Ну как, Василий, посылать ему паспорт или нет?

Отец, конечно, и не думал препятствовать. Он был лишь несколько обижен, что Павел не обратился прямо к нему, а предпочел чужого человека — старшину.

Так или иначе, новый паспорт выписали без промедления, и на следующий же день он был отнесен на станцию и отправлен по почте. Отец торопился отправить паспорт потому, что в письме к старшине говорилось: срок старого паспорта истек уже шесть недель тому назад.

Вместе с паспортом Павлу было послано письмо, в котором мать умоляла написать хоть несколько слов.

Однако ответа не последовало. Больше того, через некоторое время посланный паспорт был возвращен обратно «за ненахождением адресата».

Что стало с Павлом, куда он подевался — никто не знал.

Произошло все это в 1905 или 1906 году. Или, пожалуй, несколько позже — точно не помню.

Сначала все мы ждали, что Павел где-нибудь найдется, даст о себе знать или даже приедет домой. Но время шло, а никаких вестей о нем все не было и не было.

И часто, зимними вечерами сидя за прялкой, мать горестно говорила:

— Где-то теперь наш Паша?..

Скажет и заплачет.

И всем нам, остальным членам семьи, станет вдруг тяжело-тяжело, будто в доме покойник.

Так прошло много лет.

Наконец, уже во время первой мировой войны — примерно в девятьсот пятнадцатом году,— в нашу волость пришла бумага такого содержания: в ельнинской уездной тюрьме находится человек, который называет себя Павлом Исаковским и говорит, что происходит он из крестьян деревни Глотовки Осельской волости; в Ельню его привели по этапу как беспаспортного; если, говорилось далее в бумаге, у вас действительно таков и имеется, то просьба подтвердить это, и тогда вышеозначенный крестьянин будет препровожден на родину.

Как ни было печально и даже позорно для нашей семьи это известие, все мы очень обрадовались ему. В каком бы виде ни явился Павел, он все же наш, родной, долгожданный.

Ответ на запрос был послан немедленно. И наша семья с нетерпением ожидала: вот-вот приведут Павла, и теперь уже наверняка...

Но Павла не привели.

Через некоторое время стало известно следующее.

У Павла был давнишний приятель — Никита Федорович Анисимов[4]. Он тоже служил по писарской части и в описываемое время работал в канцелярии воинского начальника в городе Ельне.