«Тьфу! – передернулся прокурорский работник. – Дразнит, наверное… о Тюбетейке напоминает…Точно! Поэтому и берет вместо фуражки напялил, червяк».
– Обращайтесь, если, конечно, по существу вопроса.
– Еще как по существу! – горячо ответил бывший прапорщик. – Я всю ночь не спал и размышлял…
– Мультфильм о Масяне, что ли, поглядел?
– Никак нет! Раздумья связаны по вопросу о версии: «Ни кола! Hи двора!»
– А-а-а! Ну и к какой мысли вы пришли?
– К мысли я не ходил, нет у меня такой знакомой…
– Разгадка проста, товарищ участковый… Это – бомж-импотент!..
«Ого! – внезапно озарило следователя. – А вдруг Митяя, прежде чем ликвидировать, изнасиловали? – аж вспотел он от залетевшей в голову свежей версии. – Но где же теперь вещьдок-то найдешь для следственного эксперимента? В морге жмурика держать не стали, сразу захоронили… Да и вряд ли кто надругается, пока он был в носках…» – вздрогнул от громового раската милицейского хохота.
– А ведь верно! – восторженно хлопнул в ладоши Барабас. – Ни кола… ни двора… О-о-о! Чего-то народ толпится, – оборвал смех и приник к окну.
– Водитель, остановите машину, – распорядился прокурорский работник и первым вышел у дома дядьки Кузьмы.
– А говорят, наша милиция не работает! – кинулась к нему тетка Клавдия.
– Ограби-и-ли-и! – вдруг в голос заблажила она. – Средь бела-а дня-а!
– А что пропало? – задал резонный вопрос следователь, разглядывая глазницу окна и битое стекло на земле.
– Мужнину-у гармо-о-нь стырили-и! – залилась слезами тетка Клавдия. – Не убере-е-гла-а-а. Что ему скажу-у, когда вернется-а? – подвывала она.
– Так и есть! – в азарте затрясся следователь. – Чеченский след! – упав на колени, с помощью лупы разглядывал отпечатки лап.
– Да не-е-т, это Бобик наследил, – остудила разогнавшееся воображение прокурорского работника Василиса Трофимовна, – кобелишка мой, – спрятала руки под фартук.
– Сейчас разберемся! – строго ответил следователь, поднимаясь с колен. – Младший лейтенант Карабас, уберите со двора посторонних.
– Ба-ра-бас! Товарищ самый младший советник юстиции, – поправил начальника участковый, направляясь к дому. – Гражда-а-не-е, покиньте территорию места престу-у-пле-е-ния-а… и ничего не лапайте-е…
«Слава богу, над Шалопутовкой безоблачное небо!» – прошел в избу следователь прокуратуры. Обследовав с помощью лупы подоконник и сняв кучу отпечатков пальцев, в основном, селедочных, дядьки Кузьмы, он стал вызывать свидетелей. В свидетели, как водится, идти никто не хотел, поэтому народ словно ветром сдуло со двора. Тогда взяв папку с листами чистой бумаги, фотоаппарат и сняв пиджак, чтоб все обратили внимание на кобуру с выглядывающей рукоятью пистолета, вместе с младшим лейтенантом пошел по дворам, вскоре раздобыв множественные свидетельства очевидцев, как что-то длинное в плаще бегало по деревне с гармонью, дико подвывая и натыкаясь на заборы и стенки.
– Да алкаш какой-нибудь самогонки обпоролся и стал нарушать… эта… как ее… – достал Барабас из кармана шпаргалку, – общественное спокойствие и человеческую нравственность…
«Что такое «общественное спокойствие», я еще понимаю… но вот – человеческая нравственность?..» – убрал в карман бумажку.
Постепенно добрались до крепкого дома шалопутовского пастыря. Присоединившийся к опергруппе кинолог с собакой так и не сумел затащить четвероногую подопечную на святое подворье. Овчарке после встречи со священнослужителем часто снились по ночам кошмары.
К тому же испортил настроение этот вислоухий развратник. «То – люблю-люблю… – а как взял свое от честной девушки, так в конуру… Все они, кобели, такие!..»
– Да, чада мои, – обстоятельно отвечал отец Епифан на вопросы следователя, – пробегал тут один одержимый бесами… – пригласил оперработников присесть на лавочке, – но бесов я изгнал, – поднял с груди тяжелый крест, от вида которого стоявшая у калитки овчарка хлопнулась в обморок. – В благодарность исцеленный оставил мне гармонь…
– А нельзя ли на нее глянуть? – сразу насторожился прокурорский работник.
– Отчего же нельзя? Ради Бога, – с кряхтеньем поднявшись, прошел в дом отец Епифан и вынес гармонь.
– По всем приметам и описаниям – это и есть похищенный вещдок, – шепнул участковому следак.
– Отче. Гармонь конхиск-к-фую, – запнулся Барабас на трудном слове.
– Не волнуйтесь. Мы дадим вам расписку и все занесем в протокол, – несколько смягчил ментовскую прямоту работник прокуратуры.
– Вот как не везет мне на гармони, – добродушно развел руками отец Епифан. – Недавно украли мою, а теперь вы подарок забираете, – улыбнулся он. – Да шучу, конечно, граждане миряне… Надо так надо…
«На хрена попу гармонь?» – почесал под беретом Барабас, а дотошный следователь, достав чистый листок, принял от отца-настоятеля заявление по поводу кражи инструмента, тщательно описав все приметы похищенного имущества.