«5 марта, – пишет А. Керсновский, – началось десятидневное побоище, известное под именем “Нарочского наступления”. Корпус за корпусом шел на германскую проволоку и повисал на ней, сгорая в адском огне германской артиллерии. Наша слишком малочисленная и слабая калибром артиллерия, вдобавок чрезвычайно неудачно сгруппированная, оказалась беспомощной против бетонных сооружений, войска увязали в бездонной топи. Полки Плешкова и Сирелиуса (командиры атакующих группировок. – С.К.)
были расстреляны у проволоки и на проволоке. 1-й Сибирский корпус прорвал было железной грудью мощные позиции 21-го германского корпуса, но, не поддержанный, захлебнулся в своей крови. Небольшой успех был только в группе генерала Балуева, где 8 марта 5-й корпус выбил немцев из Постав. Беспросветная бойня шла во 2-й армии до 15 марта, пока, наконец, Ставка не приказала прекратить ее… На Северно-Западном фронте генерал Куропаткин произвел 8 марта ряд безрезультатных наступлений». Приведу отрывок из воспоминаний участника тех событий Е. З. Барсукова: «Кто же виноват в кровавой мартовской неудаче? Повторяем: все, и чем выше, тем больше… Меньше всех виноваты войска. По телеграфу передается войскам категорический приказ: “Укрепиться, окопаться на захваченных участках и удержаться во что бы то ни стало”. А войска стоят под огнем по колено в воде и, чтобы хоть немного передохнуть, складывают трупы немцев и на них садятся, так как окопы полны воды. К вечеру войска начинают промерзать; вдобавок ко всему к ним заползают раненые, изуродованные, неперевязанные, страдающие, стонущие – эвакуация раненых была плохо организована, о них мало заботились. И все это не один-два дня, а в течение 10 дней операции! Нужны были поистине исключительные качества русского солдата, чтобы, несмотря на такие тяжелые усилия, продолжать бой». Мы потеряли по разным данным от 70 до 80 тысяч человек, но это не значит, что шло одностороннее избиение наших войск. Немцам досталось крепко, если уж сам Людендорф сознался, что вся их оборона висела на волоске, несмотря на прибывающие из Германии резервы: «Всеми овладело напряженное беспокойство о дальнейшем. Русские одержали в озерной теснине успех, который для нас был очень болезненным». Русский солдат не посрамил земли русской. Чего не скажешь и военачальниках. Оба командующих фронтами Эверт и Куропаткин настолько пали духом, что говорить с ними о наступательных операциях, по крайней мере в ближайшее время, стало невозможно.И все-таки, несмотря на бесспорную неудачу, следует помнить – ни одна немецкая дивизия не была снята с русского фронта и отправлена под Верден в самый критический для немцев момент наступления. Более того, именно в это время немцы и прекратили атаки под Верденом. Так что свои обязательства перед союзниками Россия выполнила в полной мере. Удивляет другое. Если наша помощь летом 1914 года на Западе оценена по достоинству, то спасительную для них жертвенность Нарочского наступления французы и англичане не заметили и не замечают до сих пор. Как тут не согласиться с А. Керсновским: «Ни один германский батальон не был перевезен из России под Верден. Русским армиям это обошлось в полтораста тысяч человек (явное преувеличение. – С.К.)
– больше, чем к тому времени пало под Верденом французов… В своем обстоятельном труде “Верден”, вышедшем 13 лет спустя, маршал Франции Петэн не нашел ни одного слова памяти этих солдат и офицеров. Более того, поместив в 1929 году в известном еженедельнике “Иллюстрация” очерк Верденского сражения, маршал Петэн и здесь игнорировал кровавую русскую жертву и подчеркнул, что французская армия первую помощь получила только три месяца спустя начала Верденского сражения, в мае, и что эта помощь пришла… “от доблестного сопротивления итальянских войск австрийским атакам в Тироле”. Почему именно от итальянских войск в Тироле, а не от японских пожарных или португальских бойскаутов – маршал не указывает». Нет слов, обидно Керсновскому, обидно нам, но сколько уж таких обид от наших заклятых друзей, союзников, партнеров мы переносили и еще перенесем, ведает один Господь!