На фронте в огне

В комнату вошли и уселись у стола пять генералов — в военной форме, но уже без погон и орденов. Вскоре появился и Владимир Ильич Ленин. Сел. Щурясь, стал внимательно вглядываться в большую десятиверстную карту, включавшую Петроград, Финский залив, Нарву, Гдов, Чудское озеро… Затем сказал:

— Итак, товарищи военные специалисты, прошу вас ответить на три вопроса: будут ли немцы брать Петроград? Следует ли защищать Петроград? Оставаться ли правительству в Петрограде?

Из кармана пиджака Владимир Ильич достал блокнот и карандаш.

В комнате наступила тишина, нарушаемая приглушенными, но тревожными гудками.

Фабрициус заметил: вопросы озадачили генералов. Пожимая плечами, переглядывались, глазами умоляли Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича выступить первым. А тот, по-видимому, думал о том, как лучше обосновать свои выводы. Тишина была затяжной, тягостной. У Фабрициуса невольно мелькнула мысль: «Генералы считают дело таким безнадежным, что и говорить не хотят. А может быть, боятся сказать то, что думают». Фабрициус посмотрел на озабоченное, усталое лицо Ленина и, желая прервать затянувшуюся паузу, робко попросил:

— Разрешите мне высказать свои соображения?

Ленин кивнул головой.

Фабрициус встал и сразу же почувствовал: все смотрят на него. Кто-то шепнул: «Вот еще стратег нашелся». Фабрициус резко выпрямился, привычным движением пальцев вдоль ремня расправил гимнастерку и, с трудом подбирая слова, сказал:

— Присутствующие, вероятно, сомневаются в моей военной подготовке. Да, я сын батрака и, к сожалению, военной академии не кончал. Однако я прошел фронтовую школу и по опыту знаю, что, отсиживаясь в обороне, врага не победишь. Надо идти на поле боя. Революция должна сохранить за собой инициативу. Укреплять Таврический, строить баррикады в закоулках — удел трусов и паникеров. К массам, в поле, в открытый бой — вот наша тактика. Военные работники ВЦИКа должны быть на переднем крае. Владимир Ильич, прошу вас отправить меня на любой участок петроградского фронта.

Опускаясь на стул, Фабрициус услышал колючую реплику: «Прописные истины» — и с горечью подумал о своем провале — ведь он не ответил на вопросы Ленина. Старший унтер-офицер полез в стратегию и… сорвался. Даже подготовленные мобилизационные данные забыл привести. А было бы кстати. Вздрогнул, услышав спокойный голос Владимира Ильича:

— Правильно, совершенно правильно. Всех наших военных товарищей мы незамедлительно направим на фронт. Там они больше принесут пользы. Итак, почин сделан. Я жду замечаний ваших коллег, Михаил Дмитриевич.

И специалисты заговорили. Их выступления были краткими, насыщенными убедительными данными, и казалось, что они не выступают, а читают уже готовые боевые приказы. Потрясающей по стройности изложения и логике выводов была речь генерал-лейтенанта Бонч-Бруевича, который когда-то тоже служил в известном Фабрициусу лейб-гвардии Литовском полку.

Мнения выступавших свелись к следующим ответам на вопросы, поставленные Лениным:

— Немцы Петроград брать не будут.

— Создавать далеко выдвинутую оборону не следует.

— Правительству необходимо выехать из Петрограда.

Ленин согласился с мнениями военных специалистов и попросил их изложить свои соображения о мерах обороны Петрограда, рассчитывая на единственно реальную военную силу — отряды рабочих и матросов.

15

После совещания Фабрициус вышел на площадь и не узнал ее. На белых колоннах Смольного алели отблески костров. Вооруженные винтовками люди стояли плотным кругом и тянули озябшие руки к жаркому пламени. Говорили вполголоса. Ждали команды «стройся!». Их командиры получали предписания в Комитете революционной обороны и уводили отряды на главные направления — под Псков и Нарву. Уходили торопливо, молча, только снег надрывно скрипел под ботинками, сапогами, валенками. А пылающие костры окружали вновь подошедшие красногвардейцы.

Взволнованный Фабрициус прошел в комнату Комитета революционной обороны и сразу же получил задание от Н. И. Подвойского:

— Проверьте, все ли отряды имеют оружие. Невооруженных отправляйте в Преображенские и Новочеркасские казармы…

Вечером Фабрициус участвовал в объединенном заседании фракций большевиков и левых эсеров ВЦИК.

Заседание открыл Я. М. Свердлов, напомнивший о том, что к утру следует дать ответ германскому командованию и поэтому ораторы должны быть предельно краткими.

Первый оратор, главковерх Крыленко, был немногословен. Главный тезис его речи — у нас нет силы, которая могла бы остановить неприятеля, и только немедленное подписание мира спасет Советскую власть от гибели.

Левые эсеры проводили Крыленко криками и свистом и направили на трибуну своего лучшего оратора — противника мира Штейнберга. Яростно размахивая руками, он называл большевиков изменниками, штрейкбрехерами, предателями революции.

Выслушав эту высокопарную речь, Ян Фабрициус понял: с левыми эсерами не столкуешься; по всему видно, что они временные союзники.