Искусно повела Марья Ивановна задуманное дело... Столь много перетерпевшая Дуня увидела в ней отраду и утешение, душевную усладу, самое даже спасение. Чтение мистических книг, купленных у Чубалова, и ежечасные беседы с Марьей Ивановной, когда весной гостила она у Смолокуррвых, довели до такой восторженности Дуню, что она вероученье хлыстов стала принимать за слова божественной истины. Поверила она, что плоть создана диаволом и потому всячески надо умерщвлять ее, поверила, что священное писание есть ряд иносказании и притчей, хоть и имеющих таинственный и спасительный смысл. Начитавшись Бема, поверила, что радения, серафимские лобзанья и круговые пляски снесены на землю с небес, чтобы души человеческие, еще будучи во плоти, молились так же, как молятся силы небесные (У Якова Бема сказано: "У святых ангелов есть дружеское лобзание и обнимание и приятнейшая круговая пляска". Сравн. "Письма митрополита Филарета к наместнику Сергиевой лавры" (письмо 22 апреля 1833 года).). А когда стала она бывать на радениях, каждый раз приходила в восторженное состояние, "ходила в слове", пророчествовала, но что кому говорила, не помнила ни во время проречений, ни после. И вот она принята в корабль, и вот открыто ей таинственное учение, и вот верит она ему, как несомненной истине.
И вдруг на великом соборе слышит Дуня неведомые ей тайны, слышит и не верит ушам. Рассказывают, что на Городину сходил бог Саваоф, под именем "верховного гостя", что долгое время жил он среди людей божьих, и недавно еще было новое его сошествие в виде иерусалимского старца. "Что за нелепость, что за богохульство! - думает пораженная такими сказаньями Дуня. Это что-то бесовское!.." Сказанья божьих людей продолжаются, Дуня слышит о христах, ходивших и теперь ходящих по земле. Слышит россказни, как они в темницах сиживали, как в Москве были распинаемы, но на третий день воскресали. Слышит, что и теперь у подошвы Арарата новый Христос Максим, пророк, первосвященник и царь людей божьих, слышит, что он короновался и, подражая царю Давиду, с гуслями в руках радел на деревенской улице.
Чем дольше слушает Дуня хлыстовские сказанья, тем больше ужасается. "А мне ни слова про это не сказали, скрывали... Тут обман, ложь, хитрость, лукавство!.. А где обман, там правды нет... И в ихней вере нет правды".
И противна и мерзка ей стала новая вера. Отшатнулась Дуня душой от общества верных-праведных... Каждое слово, что потом слышала от них - стало ей подозрительным... А тут еще воспоминанья об отце, о родительском доме, о любящей Груне, о Петре Степаныче!.. Возненавидела почти Дуня и Марью Ивановну, и Вареньку, и всех, всех, кто были в луповицком корабле. И звучат в ушах ее слова евангельские о последних временах: "Тогда аще кто речет вам: се зде Христос или онде - не имите веры; восстанут бо лжехристы и лжепророки и дадят знамения велия и чудеса, яко же прельстити..." "Это они!.. Это они лжехристы и лжепророки!.. Они лжеучители последних дней!.. И я, я впала в греховную их пропасть... Господи! я сама была лжепророчицей!"
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Всех чуждается Дуня, большую часть дня запершись сидит в отведенной ей комнатке, а встретится с кем, сама речей не заводит, спросят у нее о чем-нибудь - промолвит отрывисто слова два, три, и в разговоры не вступит. Такая в ней перемена заботила Луповицких, особенно Марью Ивановну.
Дня за два до Успенья Луповицкие всею семьей сидели за утренним чаем. Дуни не было. Тихие речи велися о ней.
- Да отчего ж все это? - настойчиво спрашивал Николай Александрыч. - Так внезапно, так неожиданно!.. Есть же какая-нибудь причина. Писем не получала ли?
- Получила, но после великого собора. А на этом соборе она уж изменилась, - сказала Марья Ивановна. - Я сидела возле нее и замечала за ней. Нисколько не было в ней восторга; как ни упрашивали ее - не пошла на круг. С тех пор и переменилась... Варенька говорила с ней. Спроси ее.
- Что она? - обратился к племяннице Николай Александрыч.
- Не один раз я говорила с ней после великого собора, - отвечала Варенька. - Жалуется, что уверили ее, будто вся сокровенная тайна ей поведана, что она достигла высшего совершенства, а на соборе услыхала, что ей не все открыто. С упреками и укорами говорит, что искала в нашей вере истины, а нашла обман и ложь
- Что ж ты ей на это? - спросил Николай Александрыч.
- Говорила, что сказанья о сошествиях Саваофа и христах сложены не для нас, а для людей малого веденья, - ответила Варенька. - Все говорила, все разъясняла. но она меня с толку сбила, так что не знала я, что и говорить. Это было вечером в саду, а у Матренушки в богадельне тогда было собранье. Мы с Дуней стали в вишеннике. Тут Серафимушка стала безобразничать со своими монахинями... Дуня ко мне приставала - зачем таких, как Серафимушка, вводят в корабль, и тут уж сбила меня до конца. Тогда призналась она, что стала колебаться в нашей вере, и спросила, кто может ее утвердить... Я не знала, что сказать ей, уклонилась от прямых ответов и посоветовала обратиться к тетеньке.