На городских холмах

— Мсье Сориа, а не думаете ли вы, что было бы справедливо уничтожить Альмаро, чтобы тем покарать его за совершенные преступления и в то же время предупредить новые?

Я слишком увлекся и буквально выпалил этот вопрос. Теперь я следил за мертвым лицом Сориа, отыскивая на нем признаки волнения.

Сориа медленно потер руки, затянутые в перчатки. Я весь напружинился в кресле, сжав кулаки в карманах.

— Если вы действительно думаете, что можно… убить Альмаро на таком основании, это говорит о том, что в вас слишком много гордости, мсье Лахдар… Да, да, ибо в конечном счете вы хотели бы подменить собой правосудие человеческое и правосудие божье!

Попробуй пойми, как он говорит — ласково, иронически, строго? Как узнаешь? Голос его бесстрастен, лицо, как и всегда, ничего не выражает.

Я вскочил с кресла. Он тоже поднялся.

— Мне нужно идти…

— Ну да. Только мне хотелось бы вам сказать еще вот что… Мсье Лахдар, чтобы обрести бога, нужно большое смирение…

У меня невольно вырвался нетерпеливый жест, но он как будто его не заметил. Мне не нравилось, когда он напускал на себя вид этакого святоши. В голове промелькнула мысль, что, быть может, я вижу его в последний раз. Его глаза тревожно светились в складках высохшей кожи. Мне почудился в них какой-то необычный блеск. Но я подумал о том, что машина летит по дороге, что она все ближе и ближе к Алжиру, и я легко выдержал его взгляд.

Я еще не забыл его замечания насчет моей гордости и поэтому спросил намеренно безразличным тоном:

— Что бы вы сделали, узнав после полудня, что Альмаро ухлопали?

Я допустил ошибку, задав этот вопрос. Я почувствовал растерянность перед этим ужасным лицом, ставшим вдруг фиолетовым от глубокого душевного волнения.

— Я молил бы бога, мсье Лахдар, чтобы убийцей оказались не вы, — скорбно ответил Сориа.

Эта фраза взорвала меня! Я бросил ему «до свиданья» и метнулся к двери. Сориа пошел за мной, но я был уже на лестнице.

— Мсье Лахдар! — позвал он, свесившись через перила. — Мсье Лахдар!..

Не отвечая, я спускался по лестнице.

V

Солнечные лучи пронизывали пелену известковой пыли, которая забивалась в горло и разъедала глаза. На улице не было ни души. Единственная лавчонка в этих краях — «Бакалея» — была закрыта. Я притаился в саду неподалеку от виллы Альмаро. Я опасался, что места эти охраняются, и потому залез сюда, перебравшись через невысокую стену, выходившую в переулок. Камышовый плетень, идущий вдоль решетки, довольно хорошо скрывал меня от взоров прохожих. Я выстрелю в машину, как только она остановится в тридцати метрах от меня. Потом я удеру по той же самой дороге, по которой пробрался сюда.

Я присел на корточки в голубой ажурной тени огромной смоковницы. Под ее листьями звенела мошкара. Было уже больше одиннадцати. Может быть, Альмаро задержался? Или по дороге случилась какая-нибудь поломка? Это ожидание изматывало мне нервы.

В пятидесяти метрах от меня, среди деревьев, виднелся дом, к которому примыкал этот сад. То и дело я посматривал на него. Хоть он и казался необитаемым, я все же держался настороже. Ведь жалюзи на окнах могли быть опущены и из-за жары. Стоило только показаться какой-нибудь автомашине, как я весь напрягался и сердце начинало нещадно колотиться в груди. За время ожидания я научился отличать издалека пыхтение троллейбуса от гудения автомобильного мотора.

Минутами наступала тишина, казавшаяся мне нескончаемой. Колени подгибались, губы стали сухими, как промокашка.

Иногда я закрывал глаза и начинал считать про себя, чтобы время бежало быстрее.

Когда покажется машина, я должен полностью владеть собой. Я прицелюсь как можно точнее.

…Жара.

По руке ползают муравьи. Это ощущение отвратительно.

Опять машина! Нет, не его…

По тротуару идет девушка. Она проходит всего в нескольких сантиметрах от меня, по ту сторону решетки и камышового плетня, но не замечает меня. Хорошенькая… У нее стройные ноги…

Сейчас, должно быть, не меньше половины двенадцатого. Капли пота катились у меня по лбу.

И вот тут-то за спиной я услышал шаги. Я порывисто обернулся. Какой-то человек направлялся в мою сторону. Может быть, это хозяин виллы? Меня он еще не заметил, — ветки смоковницы свисают низко над землей. Сейчас он меня увидит и примет за вора… Начнет орать… Это старик в соломенной шляпе. У него седая борода. Идет он медленно. Сейчас он меня увидит!.. Быть понахальнее. Я выпрямился и пошел вдоль решетки, чтобы подождать его у аллеи.

Я проклинал этого остолопа. Но вот он задрал кверху нос и остановился как вкопанный, заметив меня в десяти метрах от себя.

Если он закричит…

Старик разглядывал меня со злобным, недоброжелательным видом. У него мерзкая морда с тонкими губами и серо-голубыми глазами.

— Ты что тут делаешь? Как ты сюда попал?

Его скрипучий разъяренный голос будто царапал мне нервы. Я ответил:

— Иду вот предложить вам масло.

— Что? Масло? Но как ты сюда вошел?

Я притворился изумленным, но в его нахмуренном лице все еще сквозила подозрительность.

— Да через калитку же, вон там!

А про себя подумал: «Если калитка закрыта, сейчас начнется…»

Но днем калитку редко закрывают на засов…

Старик проворчал: