На городских холмах

— Она включена в электросеть. Когда калитку открывают, у меня звонит звонок…

Он стоял неподвижно, соединив вместе пятки, и недобро смотрел на меня.

— Может, в сети повреждение? Разве так не бывает?

Я попытался улыбнуться. Если он продолжит этот приятный разговор, машина может проскочить, и опять все пойдет прахом. Я чутко прислушивался к гулу моторов. Если появится машина Альмаро, я оттолкну старика, брошусь к решетке…

— А что у тебя за масло?

— Кабилийское. Масло что надо! Привезли из Фор-Насьональ.

— Почем?

Цены черного рынка были мне известны: двести франков литр. Но мне хотелось поторговаться — без этого пришлось бы уйти из сада и перейти улицу, а так я рисковал не только пропустить машину, но и попасть в руки какого-нибудь полицейского.

Я ответил:

— Двести двадцать пять франков литр.

— С ума сошел!.. Пошел вон! Проваливай! Вор!

Бесполезно возмущаться. Сохраняя видимость спокойствия, я возразил:

— Да ведь масло превосходное. Потом пожалеете. Это не та дрянь…

— Ну конечно! Две недели назад жена покупала по сто восемьдесят…

Когда он говорил, казалось, будто рот у него набит шерстью.

Я воскликнул, притворяясь чуточку возмущенным:

— Сто восемьдесят! Не богато!..

— Ни франка больше. В Кабилии оно обходится тебе по двадцать франков… Известное дело…

Ах ты, чертова обезьяна! Так бы и съездил ему по физиономии!

— Но я ведь рискую! К тому же приходится пробираться пешком!

— Что ж, в таком случае — делать нечего. Убирайся!

— Для вас — двести десять франков…

— Нет! Пошел вон!

Он ткнул пальцем в сторону калитки, и его разъяренные, налившиеся кровью глаза вылезли из орбит.

Но мне были знакомы все эти штучки. Не повышая голоса и пытаясь улыбнуться, я сказал:

— Двести франков. Я сам заплатил за него сто восемьдесят… Уж не хотите ли вы…

Пронзительно сигналя, по улице промчался троллейбус.

Старикашка размышлял, подергивая себя за бороду. У-у, старая дохлятина!..

— Сто девяносто, — отрезал он.

Я развел руками: мол, делать нечего, уступаю, но очень огорчен подобной жертвой.

— Где же твое масло? — опять с подозрением спросил меня старикан.

— Я принесу его вам сегодня вечером. Сейчас здорово следят. Днем я только собираю заказы.

— Тогда два литра.

— Хорошо.

— По сто девяносто франков.

— Ну да.

Вдруг затрещал мотор. Рука моя скользнула в правый карман… Нет, не то… Теперь придется уходить. Ох, до чего же я ненавидел этого старого кретина! Втянув щеки, он с любопытством уставился на меня. Что делать? Я сказал как можно небрежнее:

— Но у меня нет посуды.

— Как, как? Это еще что?

— Дайте мне бутылки.

Снова на его лице промелькнуло недоверие.

— Ага! Вон оно что!.. Ты, значит, хочешь забрать бутылки, а потом ищи ветра в поле! А тебе известно, почем нынче бутылка? Пятнадцать франков штука! Пятнадцать!..

Я возмутился:

— Неужели вы мне не доверяете?

— Ни на грош, — отчеканил он, вскинув вверх подбородок, чтобы его ответ звучал еще убедительнее.

— Ну что ж, а вот я вам доверю. Держите пятьдесят франков задатка за две бутылки.

Вид у него был очень удивленный.

На улице по-прежнему стояла тишина.

— Ладно, согласен, — наконец ответил он.

Снова во мне зародилась слабая надежда.

Он не смотрел на меня, глаза его беспокойно бегали.

Я протянул ему бумажку. Он сунул ее в карман, причмокивая губами точно так же, как это делала Флавия.

— Хорошо. В таком случае иду за бутылками, — заявил он.

— Вот и прекрасно.

— Но стой здесь. Дальше не ходи.

— Я подожду вас у ограды.

Должно быть, моя покладистость показалась ему подозрительной. Он не двинулся с места и, водя указательным пальцем у себя под носом, весь ушел в свои мысли. Я чувствовал, что старикашка колеблется. По спине у меня градом катился пот.

Но вот он решился и бормотнул:

— Сейчас вернусь.

Он двинулся к дому, а за ним по пятам гналась его тень. Я быстро отошел к камышовому плетню. Тревожно прислушался. Прямо хоть плачь!

Сейчас наверняка полдень. Опять сорвалось! В конце концов меня попросту сцапают. Наклонившись, я мог видеть левое крыло виллы Альмаро, возле которой одиноко торчала пальма, будто приклеенная к гипсовому небу. Если уж мне суждено будет покинуть это место, то придется бежать по проспекту до самых лестниц на Мюлузской улице. Если начнут преследовать, стрелять в того, кто приблизится ко мне…

Но старикашка уже тащился обратно. В руке он держал за горлышко две бутылки. Они ослепительно сверкали на солнце, и казалось, будто старик несет две громадные горящие лампочки. Я сделал несколько шагов навстречу ему. И в тот же момент услышал шум автомобильного мотора. Одним прыжком я оказался у решетки. Старик с криком бросился за мной:

— Ты что делаешь? Ты что делаешь?

Я выхватил револьвер.

«БАКАЛЕЯ».

Буквы на стене пылали.

Из-за поворота вынырнула машина. Ну да, это она! Длинная, черная. «Рено» Альмаро. Вот она остановилась. Резко скрипнули тормоза. Альмаро… Он не один. Рядом с ним какой-то тип.

— В чем дело? — зарычал ошарашенный старик, кидаясь ко мне.

Альмаро открыл дверцу машины. Я так стиснул зубы, что свело челюсти. Подождать, пока он выйдет…