— Да, действительно, у нас много общего, — она согласилась, — в таком случае — ура?
— Ура-а-а-а! — Вика хихикнула.
Таксист тем временем подъехал по первому адресу, остановил автомобиль, терпеливо ожидая, когда одна из пассажирок покинет машину. Ему понравились эти молодые женщины своей весёлостью, позитивным настроем.
— Я тебя провожу до подъезда, — сказала Вика, вылезая вслед за Надей, — ты должна дойти до дома в целости и сохранности, а то вдруг попадётся маньяк.
— Ты мой охранник? — засмеялась Надежда.
— Именно, — Вика ступила на тротуар, качнулась, но равновесие удержала, — шеф, — обратилась она к таксисту, — подождёшь?
Подруги дошли до дома, напевая и хохоча. После того, как раз пять обнялись, наконец, расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Надежда послала воздушный поцелуй Виктории и скрылась за дверью. Вика обернулась — такси не было.
Глава 41
Владимир Григорьевич, наконец, добрался до дома, так скверно на душе у него не было давно. В последние годы, с того момента, как он женился на своей бывшей студентке, несмотря на косые взгляды и осуждение окружающих, кроме семьи, конечно, Фертовский-старший словно радикально поменял судьбу. Теперь он крайне редко бывал в плохом настроении, не вмешивался в жизнь сына, а рождение внучки способствовало тому, что он, наконец, почувствовал гармонию жизни. Каждый день теперь наполнялся неведомым ему до селе счастьем, состоящим из мелочей, о существовании которых он раньше не задумывался. Эти миги счастья были разными, но неизменно прекрасными. Жена, сын, внучка. Работа приносила удовольствие, студенты его стимулировали, даже омолаживали, как и жена. Дом казался уютной пристанью, в которую всегда хотелось вернуться.
Когда внук сообщил о своём желании приехать в Россию, радости деда не было предела. Казалось, это стало ещё одним этапом в безмятежно-счастливом существовании.
И вот внук приехал — взрослый красивый, по-Фертовски сдержанный, с правильными манерами, своим взглядом на мир, но главное, проявляющий неподдельный интерес к жизни деда, недаром он столько времени проводил у них в доме. Живо интересовался коллекцией, с благодарностью принял подарок. А что теперь? Будь неладен тот день, когда всплыли результаты исследований, которые вынудили запечатать уста Фертовского-старшего.
Он горестно вздохнул, поставил машину в подземный гараж — пискнула сигнализация. Поднялся в квартиру, потер грудь с левой стороны — боль не отпускала. В коридоре попытался позвонить внуку — тот не брал трубку.
Владимир Григорьевич снял пальто, ботинки, размотал шарф, в этот момент по холлу шла экономка. Завидев хозяина, она поторопилась подойти.
— Ну, что, моя старушка, устала ты от всех нас? — спросил Владимир Григорьевич. — Что такое? — удивился он, заметив, что её глаза увлажнились, — Степановна, дорогая моя, что случилось?
— Владимир Григорьевич, вы хотите уволить меня? — она достала из кармана передника платок.
— Почему ты так решила? Разве я тебе сказал об этом? — он взял из её усталых морщинистых рук платок и вытер ими слёзы.
— Вы спросили, устала ли я от вас, — ответила Степановна, — я подумала…
— Ты как мои студенты — перерабатываешь информацию так, как тебе приходит в голову — без объективности, выдаешь в эфир и плачешь, — он покачал головой.
— Меня со студентами ещё никто не сравнивал, — экономка невольно улыбнулась.
— Ты моя и студентка, и старушка, и моя семья — всё вместе. Не выдумывай, никто тебя не уволит, как мы с Машей без тебя? Ты хранительница нашего дома, очага, нашего покоя. Только обещай мне одно?
— Что? — она с волнением посмотрела на хозяина — выглядел, будто марафон пробежал. И руку держит у сердца.
— Ты будешь жить долго-долго.
— Я очень постараюсь, Владимир Григорьевич. Спасибо вам, — она даже поклонилась.
— За что, Елена Степановна?
— За вашу доброту, за внимание, за то, что в доме появилась Машенька, которую я так полюбила, и эти годы самые счастливые.
— Машеньку нельзя не любить, это верно, — Фертовский-старший вздохнул, — а завари-ка мне зелёного чаю, а? И есть у тебя там что-то из выпечки? — спросил, подмигнув. — Мне кажется, запах ванили ощутим даже здесь, я прав?
Открыв дверь своим ключом, Надя тихонько вошла в дом. Тишина. Наверное, два гения-фотографа благополучно закончили свой проект и отправились спать. Везде идеальный порядок, даже игрушки Саши все сложены в коробки, ножницы, бумага и клей в стаканчике. Надежда заглянула в детскую — дочь крепко спала, волосы раскиданы по подушке, одеяло сбилось к ногам. Надя поправила его и бесшумно вышла.
На кухне выпила стакан воды, перевела дух, немножко почудили с Викой, зато расслабились. Викуся умеет поднять настроение, и так было всегда. И та песенка пришлась по душе. Надя попыталась её напеть — слова, конечно же, не вспомнились, зато мелодия осталась в голове, особенно припев.
— Что это ты мурлычешь? — услышала она над ухом.
— Я думала, ты уже спишь, — обернулась и попала в объятья мужа.
— Я ждал тебя, моя волоокая, — он прикоснулся губами к её глазам, поцеловал нежно-нежно.