На грани доверия. Книга третья

Ровно до того момента, как дед отправился в мир иной. Оставленный нам с сестрой старый особняк в Подмосковье, заставил меня снова вспомнить о легенде. Виолетта только посмеялась, она не верила в эти семейные сказки. Более того, охотно отказалась от своей части дома в мою пользу. Она с самого детства не любила этот дом, говорила, что он мрачный, да и бабушка как-то раз собственноручно высекла её там. За шалости. А ещё Виолетту поставили в угол в одной из дальних комнат, где всегда были завешены окна и царил полумрак. Дверь заперли. Сестра ревела белугой, пока не упала в обморок. Её обнаружил сам дед — Андрей Вениаминович. Крепко поругался с женой. Потом долго жалел внучку.

И вот дом достался мне. Однако дед потерять точно ничего не мог. Я попытался хорошенько обыскать дом, но ничего интересного не нашёл. Нет, там было много интересного, но всё это я видел при жизни деда, а вот семейная реликвия исчезла, если она была на самом деле. Вскоре я с молодой женой уехал за границу и пробыл там достаточно долго. Мой отец до самой своей смерти поддерживал дом, как говорится, на плаву. Но он тоже почему-то не любил его. После возвращения в Россию мы с Николя поехали в дом, осмотрели его. Мой отец был ещё жив, но он категорически отказался там доживать свои последние годы, объясняя это тем, что в доме ему снятся кошмары, что к нему приходит призрак женщины, которая всё время шепчет о какой-то беде, — после этой фразы Владимир Григорьевич остановил рассказ, перевёл дух. — Надюша, если ты не против, может, перекусим? Степановна там что-то оставила в духовке.

— Да, я сейчас посмотрю, — закивала Надя, — если надо разогрею.

В духовке была ещё тёплой прекрасная овощная запеканка с ветчиной, Надежда разложила её по тарелкам, поставила на стол плетёную корзиночку с бездрожжевым хлебом.

— Владимир Григорьевич, — позвала она свёкра, — извольте к столу.

— Благодарю, мадам, — в таком же тоне отозвался он, и оба засмеялись. — Я знаю, что тебе не терпится услышать продолжение рассказа, и я не стану тебя утомлять долгим ожиданием. Сразу после трапезы продолжим.

— Итак, на чём мы закончили? — Владимир Григорьевич откинулся в кресле, взял в руки очки, но надевать их не стал.

— Мы говорили о вашем доме, — напомнила Надя.

— Да, дом. Кстати, он не всегда принадлежал нашему семейству. После революции у деда особняк был отнят, но, насколько мне известно, дед успел вывезти и спрятать самое ценное, каким образом и куда — для меня осталось загадкой. Он об этом тоже не любил говорить. Однако спустя некоторое время советская власть поверила в преданность бывшего дворянина Андрея Фертовского. Кроме того, его экономические и сельскохозяйственные познания были бесценны. Страну надо было поднимать, как экономически, так и технически. Дед мало говорил и много делал. Теперь я думаю, что деду из высшего эшелона власти всё же кто-то покровительствовал, хотя он и был разорён, лишён дворянства и всего, что имел.

Дом достался какому-то партийному работнику и его семье. Он затеял там капитальный ремонт, хотя дом не был старым. Прожив в доме несколько лет после окончания ремонта, партиец со своей женой погибли в нём же при пожаре. Говорят, что его даже подожгли, времена те неспокойные. Воздух был долго пропитан гарью. Пепелище, казалось, поглотило всю историю особняка.

Спустя время мой дед всеми правдами-неправдами сумел вернуть себе тот участок и отстроить дом заново. Когда я искал реликвию, то думал, что если она и правда, существует, то дед её прячет именно здесь — в доме. Он привёз её из своего тайника и теперь хранит. Но не тут-то было, — он замолчал. Воспользовавшись паузой, Надя задала вопрос:

— Владимир Григорьевич, вы точно хорошо себя чувствуете?

— Да-да, Наденька, не беспокойся, продолжим. Я должен успеть рассказать всё. Мало ли что со мной может случиться, хоть кто-то должен знать эту историю до конца. Да, в доме я не нашёл ничего, что могло бы навести на след реликвии. Самое смешное — я не знал толком, что ищу. Ведь речи о сабле и уж тем более, о гарнитуре не было. В общем, я решил поставить точку во всём этом деле. Но твоё триумфальное появление в моём доме, рассказ об Астафьеве и награде, которую он получил за свои подвиги, всколыхнуло мою память, заставило задуматься и предположить, что такой реликвией вполне могла бы стать сабля. Я хлопнул себя по лбу в досаде, что раньше не сообразил прочесть дневники деда, которые нашёл в доме после того, как мы с Виолеттой оформили наследство. Тогда в суете и переезде за границу я эти дневники оставил у неё, а потом про них напрочь забыл. Виолетта, конечно же, дневники читать не стала, но, слава Богу, сохранила.

Я стал читать, из них я узнал то, что сейчас рассказываю тебе. На самом деле там огромное количество подробностей, которые к нашей истории не относятся, я их просто отметаю. Однако ни на одной из страниц ничего не было сказано о гарнитуре или о клинке. То ли дед нарочно умалчивал об этом, то ли были ещё где-то записи. Я тщательно проштудировал дневники, в очередной раз меня ждало разочарование.