Все пытались вспомнить, как давно исчезла Светлана Михайловна в новом парео. Вроде бы полчаса назад. Значит, далеко уйти не могла.
– А если у нее сердце? Или давление? Ближайшая больница в двух часах езды! – переживала Женя. – В прошлом году Катюше стало плохо. Она даже сознание потеряла. Потом ее рвало долго. Я так перепугалась! Думала кишечная инфекция, оказалось – тепловой удар. Я местного врача по страховке вызывала! Сказал, что все нормально. Но я Катюшу в город повезла и там ее сразу под капельницу положили. Кошмар, я тогда сама чуть не умерла от страха.
– Терять сознание – польза для организма. Мозг перезагружается, очищается от ненужных мыслей, – сказал Стас.
– Вот ты сейчас лучше молчи. Просто молчи или я тебя убью! – Женя вдруг перестала быть милой, доброй и слегка заполошной. Перестала причитать и плакать. – И, кстати, давно хотела тебе сказать: не лезь к Катюше со своей йогой и перезагрузкой. Понял?
Марина удивленно посмотрела на Женю, и та ей вдруг стала нравиться. Эта женщина, готовая сидеть на диете ради мужа, терпеть его камасутру и возить с собой его коврики, готова была на все ради ребенка. В ней была материнская сила, которая сметает все на своем пути, включая мужей и прочие связи. Марина ожидала, что Стас начнет возражать или скандалить, но он замолчал.
– Ты не представляешь, что я тогда пережила, когда Катюше стало плохо. Меня саму рвало от страха, – прошептала Марине Женя. – Не могу Стаса простить за это. Он с нами даже в больницу не поехал. Я пытаюсь его понять, но не могу. Иногда совсем не понимаю. Мы точно с разных планет. Он хороший на самом деле, когда хочет. Но иногда я его убить готова.
– У меня тоже так было. Аня маленькая на горке врезалась в мальчика. Губа раскроена, зуб выбит. И мой муж тоже не приехал на помощь. Был на важных переговорах.
– И ты его простила? – спросила Женя.
– Нет. Но мы живем вместе. Только не понимаю, зачем, – призналась Марина и замолчала. Да, только сейчас она смогла произнести вслух то, о чем думала весь последний год. Она не понимает, зачем живет так, как живет.
– А это можно забыть, ну хоть когда-нибудь? – спросила Женя.
– Думаю, нет. Как и измену. Простить можно, забыть – никогда. Предательство по отношению к детям невозможно ни простить, ни забыть.
– И что делать?
– Если бы я знала… Дети-то этого не помнят. Жаль, что у нас не осталось свойства детской памяти – начисто стирать плохое. Да и хорошее тоже.
– У кого-нибудь есть телефон Светланы Михайловны? – спросила рассудительная Даша.
Ни у кого не оказалось. Даша замешкалась лишь на минуту.
– Настюш, а ты знаешь бабушкин телефон? – спросила она.
– Конечно, знаю. У меня он в телефоне есть. Если бабушка опаздывает меня забрать с танцев или из художки, я ей звоню.
– Так тащи сюда быстро свой телефон! – обрадовалась Даша.
– Не могу. Он у меня в Москве остался. Папа сказал, что он мне здесь не нужен.
– А наизусть номер не помнишь?
– Нет. Я помню телефон папы наизусть. И домашний адрес.
– Нет, папин нам точно не нужен. А мамин телефон помнишь?
– Да, только на него тоже папа отвечает.
Все замолчали, гадая, что делать дальше.
– Настюш, а у тебя нет блокнотика или еще чего-нибудь, где важные телефоны записаны? – Даша продолжала искать выход из ситуации.
– Нет, – ответила Настя. – А можно мне пирожное?
– Можно.
Настя взяла пирожное, откусила здоровенный кусок и, силясь прожевать, выдала:
– Но у меня все есть в планшете! Планшет мне можно, чтобы мультики смотреть в самолете. Вот там есть бабушкин телефон.
– Что же ты сразу не сказала? – удивилась Даша.
– Вы про планшет не спрашивали. Вы про наизусть спрашивали.
– Так давай свой планшет, и побыстрее.
– А можно мне еще пирожное?
– Можно. Беги за планшетом.
– Не побегу. Мне его разрешается брать только в самолете. А больше нигде нельзя.
– Настюш, я клянусь, мы никому не скажем. Мы только бабушкин телефон узнаем, и всё, сразу выключим. – Даша улыбалась и пододвигала к девочке тарелку с пирожными.
– Тогда зачем включать? Совсем не интересно. Тоже мне секрет, – ответила Настя.
– Настя, просто сходи и принеси планшет. Нужно позвонить твоей бабушке. Понятно? Это важно и срочно. Одна нога здесь, другая там, – строго велела Марина.
Девочка насупилась и собралась плакать.
– Я ничего не сделала! Я не виновата. – Она все же расплакалась.
– Так, не пугай ребенка, – прошипела Даша Марине.
– Я не пугаю. Надо сказать ребенку правду, вот и всё, – стояла на своем Марина.
– Что ты ей скажешь? Что бабушка ушла не пойми куда в одном парео и не вернулась? И мы не знаем, у нее сердечный приступ или она просто поплавать пошла? Поэтому дай-ка позвоним, проверим!
– Ну да, так и нужно сказать, – пожала плечами Марина. – Дети – не такие глупые, как мы думаем.