На грани риска

– Для начала закончим начатое, – улыбнулся я уголком рта, вспоминая вкус кожи чертовки. Не удивительно, что член сразу определил себе цель в моем пропахшем похотью и грехом клубе.

В ней ведь почти ничего  не изменилось, и даже влагалище пахло столь же сладко, как тогда, когда я срывал вишенку.

– В смысле? – допытывался Серый.

– Раз уж она утверждает, что я трахнул ее, то я так и сделаю.

Едкая улыбка расколола мое мрачное лицо и сделала добрее, но ненадолго, потому что в следующее мгновение я снова  превратился в Самсона, человека который не знал ни любви, ни тоски, ни жалости.

Глава 6. Алиса

Никита. Проведя бессонную ночь, терзаемая мыслями о своем мальчике и последних неприятных событиях, заснула под самое утро.

Проснулась от телефонного звонка.

Потянулась за смартфоном, еле продирая глаза, скорее всего покрасневшие от слез, которыми я сильно увлажнила подушку.

– Слушаю.

Приемная мать Никиты, Ольга Михалевская снова просила денег и я, немедля помчалась в банк переводить в Белгород сумму, как всегда большую, чем требовалось.

И не чувство вины двигало мною, а желание сделать жизнь Никиты прекрасной. Я хотела, чтобы он никогда ни в чем не нуждался.

Выстояв положенную очередь и улыбнувшись женщине за стеклом, я невольно сравнила ее с Ольгой. Такая же приятная на вид, за сорок с прической горшком на голове.

Я помнила ее еще по роддому, когда тетя Юлия привела их с мужем в отдельную палату забрать моего ребенка.

Маленького, розовенького, ростом пятьдесят три сантиметра и весом три с половиной килограмма. Идеальный малыш с рыжим пушком на головке и еще мутными голубыми глазенками.

Он тогда славно причмокивал налившуюся молоком грудь.

– Алиса, – вошла Юлия, статная блондинка тридцати пяти лет с уже наметившимися морщинами возле губ и глаз. – Вот, та женщина.

– Я уже сказала, что не откажусь от Никиты, – не отрывая взгляда от ребеночка, рявкнула я. Он конечно испугался и тут же закричал. Пронзительно так, словно знал, что что творилось в моей душе. – Сколько можно повторять одно и тоже. Вы напугали его. Пошли все вон!

– Простите, – повернулась к посетителям тетя и закатила глаза. – Послеродовой синдром. Мысли путаются. Мы уже все обсудили.

Она подошла ко мне и после недолгого, но бурного сопротивления, буквально вырвала из моих рук Никиту, и сколько бы я не пыталась встать с кровати, сколько бы не истерила, кусалась, двое санитаров надежно меня к ней прижимали.

Я кричала так, как никогда во время изнасилований. Я не могла расстаться со своим малышом. Это была часть и меня.

– Отдайте мне моего ребенка! Тетя Юля пожалуйста! Отдайте мне Никиту! – кричала я в их равнодушные лица, чувствуя, как слёзы непрестанным потоком бегут по лицу и что-то надрывается внутри. – Он мой! Он только мой!

– Мы назовем его Никита, – пошла на уступку маленькая женщина, любовно принимая на руки кричащего младенца. Моего младенца.

В тот момент я ненавидела ее. И тетю ненавидела. И санитаров.

Но больше всего я ненавидела себя. За слабость, за бессилие, за неумение постоять за то, что по праву принадлежало мне.

Меня толкнули плечом на перекрестке, где я переходила дорогу, вырывая из водоворота мыслей о прошлом, которые по возвращению в Москву окружали меня все чаще.

Могла ли я что-то сделать? Дала бы Никите, то, что дала Ольга с обеспеченным мужем?

Муж недавно стал инвалидом и деньги в их семье резко пошли на убыль. Я узнала об этом от самой Ольги, с которой переписывалась все десять лет. Социальные сети и благо, и зло.

Удивительно ли было то, что я тут же бросила престижное место в журнале National Geographic и вернулась домой работать в женском бульварном издании?

Я не могла оставить сына, пусть теперь и чужого на произвол судьбы. Тем более что у меня появилась возможность наблюдать за тем, как он растет, играет в футбол, так когда-то любимый Богданом.

О нем, я кстати не беспокоилась, почему-то была уверена, что он как и многие детдомовцы стал бандитом.

Нам просто негде было пересечься.

В квартире после небольшой уборки стала ходить из угла в угол, как неприкаянная. Тело наливалось тяжестью, сердце гулко билось в груди, отражая мое беспокойство.

Страх, вроде бы ничтожный, но он был со мной и вызывал в мозгу вопросы, не дававшие покоя: Зачем я пошла в отделение? Что это мне дало?

Кто такой этот «тарзан» и почему на его грубость, мое тело отзывалось точно также, как десять лет назад с Богданом.

С этими мыслями я и легла спать, завернувшись в свою самую теплую фланелевую пижаму и надев шерстяные носки. Дома не было холодно, но мороз то и дело мурашами пробегал по коже. Заболела?

Уже второй день подряд проснулась от настойчивого звонка. На этот раз в дверь. С трудом оторвала голову от подушки, села и потерла глаза.

– Да, кто там такой охамевший?

Подруг, как таковых у меня не было, а залить соседей я не могла. Посмотрев на часы и увидев, что доходит только семь, нахмурилась.

Еще час могла спать спокойно. Изверги.