На грани смерти

Кроме такого практического применения маяк имел и другое: он был звеном, которое крепко связывало нас с товарищами по борьбе. Мы приезжали сюда узнать, как обстоят дела в отряде, который мы называли Большой землей, встретиться с друзьями, от которых во многом зависела наша безопасность. Все это морально помогало нам. Ведь, видя каждый день зверские расправы, чинимые гитлеровцами, «хозяйственные» меры, проводимые фашистами с такой самонадеянностью, будто им здесь жить вечно, слышать их наглый смех, можно было в конце концов усомниться в том, что ты еще можешь что-нибудь изменить. И одному трудно справиться с этим. Но трудно до тех пор, пока тебя не обнимет кто-нибудь из твоих товарищей, радуясь, что ты жив. Тогда сразу пропадают все страхи и сомнения.

Так было и на этот раз. Борис еще издали распростер руки и пробасил:

— Ну здорово, здорово! Вылитый фриц!

Грачев улыбнулся:

— Может, мы в Ровно организуем отдел гестапо из переодетых в немецкую форму партизан? — И взглянул на часы: — Николай, нам пора.

Он отвел Бориса Сухенко в сторону и, передав ему пакет, сказал:

— Лично Медведеву. Поручаю на твою ответственность! И гостей одновременно переправишь в отряд. Принимай.

К нам подошли Мария Степановна и Виктор Акимович, выбравшиеся наконец из машины.

Мы возвращались в Ровно. Я гнал машину на полной скорости, чтобы засветло успеть в город.

— Эта женщина много для меня сделала, — сказал задумчиво Грачев. — Мы в долгу перед ней, перед всей ее семьей, — говорил он, словно размышлял вслух. — Помнишь, Коля, как мы опоздали на хутор? Когда бандиты убили ее сына Николая? Эта семья не раз нам спасала жизнь.

— Как же, все помню, — ответил я.

В памяти всплыла весна 1942 года, когда наша небольшая вооруженная группа, истощенная долгими скитаниями по лесам, преследуемая карателями, вышла на хутор Марии Мамонец. Нам, уставшим, голодным, нужны были хоть час сна и пища. И нам ни в чем не отказали. Мало того, все члены семьи поочередно дежурили во дворе и на дороге, охраняя нас. Ядзя приносила нам продукты…

— И как ты думаешь отдавать этот долг? — спросил Грачев, посмотрев на меня.

— Борьбой за полную победу!

— Да, да, ты прав.

Оставалось минут двадцать до комендантского часа. Мы с Грачевым спешили разойтись, а надо было еще решить вопрос с Марией — женой Петра Мамонца.

— Марии нельзя больше оставаться у Марциняка, — нарушил молчание Грачев. И, подумав, спросил: — Когда она должна рожать?

— Примерно месяца через полтора.

— Ее лучше переправить к Валентину Тайхману, на хутор. Кто этим займется?

— Лучше, если сам Тайхман. Я с ним посоветуюсь.

Через несколько дней к дому № 34 по улице Легионов подъехала подвода, выстланная соломой. На облучке, покрытом разноцветным рядном, сидел парень лет двенадцати с темными, спадающими на глаза волосами. Вытерев рукавом фуфайки нос, мальчик спрыгнул с подводы, по-хозяйски похлопал лошадь по крупу и, внимательно посмотрев на номер дома, оглядевшись вокруг, вошел во двор.

Это был Миша Тайхман, сын члена подпольной группы — Валентина Тайхмана, легализовавшегося по заданию партизан в селе Новый Двор. Теперь мальчик выполнял поручение отца. Тот попросил его перевезти из города тетю с девочкой. Он хорошо запомнил названный отцом адрес.

Вот и наружная лестница, ведущая на второй этаж. Теперь надо постучать и спросить тетю Марию Мамонец.

Дверь открыла какая-то женщина, вытиравшая руки о фартук. Удивленно разглядывая стоявшего у порога паренька, она спросила:

— Тебе кого надо, хлопчик?

— Мне надо видеть тетю Марию Мамонец. Очень срочно.

— Марию? А зачем тебе тетя Мария? — еще больше удивилась женщина.

Но Миша скривился так, что женщина торопливо начала приглашать его в квартиру.

— Ой, да что это я, заходи. Держу гостя на пороге. А ты от кого приехал? — спросила она.

— Я от дяди Коли, с важным поручением, — небрежно проронил Миша. Эту фразу он повторял всю дорогу. Ему хотелось, чтобы она произвела впечатление.

Хозяйка квартиры — а это была Мария Марциняк — остановилась и посмотрела на пришельца внимательно:

— Сразу бы так и сказал. Тебе лет-то сколько? Совсем еще дитя. — И, направляясь к двери, ведущей в соседнюю комнату, позвала: — Манюся, к вам какой-то хлопчик пришел.

— Я сейчас выйду, только оденусь, — донесся слабый женский голос.

Миша так и не ответил на вопрос хозяйки. Какое дело ей, сколько ему лет. Если ему поручили задание, значит, возраст здесь ни при чем. В комнату вошла грузная женщина — глаза покрасневшие, потухшие.

— Тебя как зовут? — спросила она.

— Миша, Миша Тайхман. Вот вам записка от дяди Коли, — он протянул ей свернутый вчетверо лист бумаги.

— О господи, что еще случилось? — она дрожащими руками развернула записку и, медленно шевеля губами, прочла: «Мария Владиславовна! Прошу немедленно отправиться с этим мальчиком. По дороге все узнаете. Ваш кузен Николай».

— Немцы узнали, где я нахожусь! — она прижала руки к груди и испуганными глазами посмотрела на жену Марциняка. — Господи, что будет с вами? За что на вас-то беду накликала?