На грани тьмы и света

Сенокосный долгий день,
Травяное бездорожье.
Здесь копен живая тень
Припадает
К их подножью.
Все в движенье —
Все быстрей
Ходят косы полукругом.
Голос матери моей
Мне послышался над лугом.

В полдень,

Пышущий, как печь,
Мать идет
Сквозь терн колючий,
А над нею —
Из-за плеч —
Тихо выклубилась туча.

Воздух двинулся — и вдруг

Луг покрыло
Зыбью сизой,
Только ласточки вокруг
Свищут —
Низом, низом, низом.
Мать,
В томительных лучах
Перед тучей
Черной, черной
Вижу,
Как кровоточат
Руки, ссаженные терном.

Мать,

Невидимый поток
Горней силою заверчен, —
С головы
Сорвет платок,
А с копен моих —
Овершья.

Но под шумом дождевым,

По колено
В душном сене
Я стою, как под твоим
Ласковым благословеньем.

1968

«В кабине, где душно и глухо…»

В кабине, где душно и глухо,
Сижу за стеклом взаперти
И слышу,
Как просит старуха
До церкви ее подвезти.

Подсела,

Вздохнув облегченно
(Хоть тут бы ей силы сберечь).
Платок
Треугольником черным
Смиренно лежит
Между плеч.

В дороге,

Ровна и уныла,
Доходит беседа ко мне:
— А где твой старик?
— Схоронила.
— А где сыновья?
— На войне.
— К чему же молиться? —
Молчанье.
Теперь не вернет их и Бог…

Платка треугольник печальный

Все так же недвижен и строг.
В пути подвезенная старость,
Бедой опаленная жизнь
В глазах моих
Так и осталась
Стоять,
На клюку опершись.
Да, видно,
Сегодня не впору
(Когда уж ослепла от слез)
Для скорбного духа
Опору
Искать одинокой пришлось.

В платочке,

Повязанном низко,
Бредет,
Натыкаясь окрест
То вдруг —
На звезду обелиска,
То в дальней церквушке —
На крест.

1968

«К чему б теперь о днях недобрых…»

К чему б теперь о днях недобрых,
О выжженных
Вагонных ребрах,
О бомбах,
Плавящих песок?
Скользит по проводу
Пантограф,
Гудит
Торжественно
Гудок.

Ни станций,

От мазута грязных,
Ни лиц,
Что угольно-черны.
Несется поезд,
Словно праздник,
Где окна все освещены.

А там,

Холодный и могучий,
Стоит в запасе
Паровоз.
В его груди гудок ревучий,
Тревожно рвавшийся
под тучи,

Все жив.

О только б не вознес
Он голос свой,
Сирене сродный,
Туда, где мечутся лучи
Прожекторов…
…Так стой, холодный,
И отдохни. И помолчи.

1968

«О первая библиотека…»

О первая библиотека,
Весомость тома на руке!
России два различных века
Лежат в домашнем сундуке.

И прошлый век в сознанье раннем

Звенел мне бронзою литой:
Там Пушкин встал у основанья,
У изголовья — Лев Толстой.

А этот век… За взрывом — взрыв!

В крови страница за страницей,
И от огня не отстранишься,
Одних бессмертно озарив.

Других под бурею отвеял

Не без мучительных потерь.
Но стало тише… И теперь
Звук словно сам в себя поверил
И, донося значенье слов,
Восходит чище и свободней,
Как выражение природной
Естественности голосов.

1963—1968