Снизу из-за угла палисада во весь опор вынеслись три шведских кавалериста — лошади скакали, вскинув головы, закусив вспененные удила, высоко взметывая задними ногами песок. Вот они в каких-нибудь двадцати шагах. Раздумывать было некогда, Мартынь выстрелил. Один из всадников повалился навзничь. Но тут же стрелявший почувствовал, как в лицо и в глаза ударили горячие брызги, ощутил мягкий, но все же сильный удар в грудь и, как мальчишка, плюхнулся на песок. Солдат шведов не соблазнял, видимо, офицеры казались им куда более заманчивой добычей, они кинулись к ним. У Курта в руке уже очутился палаш, он успел отскочить в сторону и ткнуть им, но от волнения и спьяну задел только рукав всадника, а может, и руку. Стройный усатый швед мгновенно смекнул, что этого с палашом в руке живьем все равно не взять, а может, и смекнуть не успел, а просто, отбивая оружие противника, откинулся набок в седле и рубанул. Стальной клинок шмякнул, русский офицер сник, как подкошенный, из-под затылка по желтому песку быстро расплылась красная лужица.
Плещеев даже оружие не успел выхватить. Второй конный также на скаку пригнулся, перехватил палаш в левую руку, сжимавшую поводья, а правой ухватил офицера за шиворот. Резко осаженный конь, повернувшись на задних ногах, крутнулся волчком и вспахал глубокую борозду, ноги Плещеева описали в воздухе дугу. Он упал на спину, и тут же его поволокли по откосу. Мартынь схватил мушкет за ствол, двинул им, сам не разбирая куда. Швед вскрикнул, рука его выпустила надорванный ворот. Плещеев мешком рухнул наземь. Вновь потеряв равновесие от собственного удара, Мартынь пошатнулся, стараясь удержаться на ногах. А долговязый усач уже мчался мимо него. Вот он прильнул к гриве коня и закинул руку, нанося удар. Что-то кривой лентой блеснуло над головой Мартыня. Всего один короткий миг он глядел в злобные глаза всадника, затем зажмурил свои. Не прошло не только секунды, но даже и полсекунды, а ему казалось, что тянулась целая минута, хотя ничто так и не коснулось его головы. Он не увидел, что эти злобные глаза внезапно расширяются, что вместо злобы в них мелькает кое-что иное, что усатое лицо побелело как мел, а рука с занесенным палашом отдернулась, точно прикоснувшись к раскаленному железу.
Когда пораженный Мартынь вновь открыл глаза, конники уже исчезли за углом палисада, а со стороны крепости затрещали мушкеты. Пули тыкались в песок вокруг него, что-то ужалило кузнеца в бедро, но укус был такой ничтожный, что он еле-еле почувствовал. Конь без седока, ошалело фыркая, метался в проломе; барон лежал в красной луже, а русский офицер, ругаясь на чем свет стоит, копошился в песке и никак не мог подняться на ноги. Ни о чем не думая и ничего не сознавая, кузнец ухватил его за тот же надорванный ворот, взвалил на спину и побежал на пригорок. Из окопов тоже стреляли и что-то кричали, видимо, чтобы он не путался под ногами. А куда же ему с офицером деваться? Стрелять-то в него не станут — непроизвольно мелькнула мысль. Пробегая мимо барона, он успел заметить, что один глаз у того не закрылся, но уже не сверкает, невидящий и остекленевший.
Так Курт фон Брюммер пал у самых ворот Риги.
Мегис, видимо, спешил на помощь другу, но опоздал. Пули из города и с песчаного взгорья осыпали пролом, песок пузырился, словно вода от крупных капель дождя. Мегис скривился и бессознательно прикрыл глаза ладонью, чтобы не брызнуло в лицо, потом крикнул что-то вслед Мартыню, будто тот мог что-нибудь расслышать в этом грохоте и послушаться его. Затем, обозлившись, обернулся, упал на колено и тоже выпалил в сторону вала, хотя в этом месте, не дымился ни один мушкет и не было видно ни одного солдата городской гвардии.
Сосновский кузнец с тяжелой ношей перевалился через бруствер в траншею, два мушкетера едва успели отскочить в сторону, честя его на все корки, будто Мартынь с офицером ради собственного удовольствия мотались по откосу. Выплевывая песок, Плещеев наконец-то сел. Только теперь он вгляделся в своего спасителя и узнал его.
— А, значит, это ты! Молодец, чухна, я этого не забуду.
Мартынь тоже хотел сесть, но — вот странная штука! — никак не мог, левую ногу он почти не чувствовал. Что за чертовщина! Что это с ней приключилось? Когда он все же оперся спиной о край окопа, перед глазами замелькали желтые круги. Что же это за диво — собственной ногой шевельнуть не может! Пощупал бедро — бревно бревном. Перестрелка понемногу стихла, солдаты обступили его, что-то советовали и на что-то указывали. Кузнец опустил глаза, голенище полно крови, вот она уже переливается через край.
— Пуля тебе в бедро угодила! Братцы, ведите его в обоз!
Мартынь хотел было ответить, что это пустяк, хотел нагнуться и стянуть сапог, но перед ним вновь поплыли разноцветные круги, на миг он потерял сознание. Когда вновь очнулся, левой ноги он по-прежнему не чувствовал, но Мегис уже поставил его на здоровую и переругивался с русскими.