На грани веков

Лошади поминутно останавливались потереться об оглоблю и согнать присосавшихся ко лбу или к морде слепней или хоть немного отогнать оводов, черной тучей носившихся вокруг и норовивших забраться под брюхо, где кожа потоньше и почувствительнее. Насевших на спину возчики убивали шапками, но ведь всех в лесу не перебьешь. Редкие чахлые сосенки не отбрасывали ни малейшей тени, от кочковатого болотняка поднимались душные испарения. Усеянный белыми клубочками цветов багульник одурял барщинников хмельным запахом. Низкие темно-зеленые кустики черники гнулись под тяжестью ягод, но у возчиков не было времени ухватить горсть и освежить пересохший рот. Баба с девчонкой, увидавшие возчиков, точно вспугнутые перепелки, припали за сухую кочку. Такой длинный обоз наверняка сопровождает кто-нибудь из имения, а ведь сегодня не воскресенье, чтобы ягоды собирать.

По сухому мшарнику дорога, правда, ровная, но тяжелая, песчаная. Ключник велел остановиться и дать лошадям передохнуть. У тех взмокший пах так и ходил, и под хомутом отсырело. Привлеченные запахом пота оводы накидывались еще яростнее. Возчики, усевшись в вереске, сняв шапки, утирали пот. Вся прогалина устлана покровом из полураспустившихся бледно-лиловых цветов. Прилетевшие из какого-то дупла в осине пчелы напрасно сновали здесь. Только одному Эке некогда было присесть и смахнуть пот с глаз: гужи распустились, подхомутник выбился, дуга свалилась лошади на холку. Он, чертыхаясь, перепряг чалого, пнув его ногой, словно тот был виноват. Сидевшие посмеивались над бедой, что стряслась с этим хвастуном. Усевшиеся поодаль Луксты удовлетворенно переглянулись.

Через луга шла дорога, исправленная местами нынешним летом, с заново настланными мостиками. Все тридцать хозяев, у которых покосы за господскими угодьями, съехались как-то в воскресенье на толоку и исправили, чтобы возы с сеном не застревали на топях и колеса не ломались. Поэтому теперь и даугавцам с кирпичом ехать легче. Покосники ужасно гордились и с полным основанием хвастали своей работой. Да и как же! Годами толковали о починке дороги к лугам — еще отцы спорили, кому это положено делать. У Грауда покос дальше всех, у самого леса, все и сходились на том, что ему первому ехать с топором и лопатой. А Грауд кивал на Лауков, у них-де покосы самые большие да к тому же и два сына в дому — что они, не могут малость поворочаться, чтобы самим же не пришлось лошадей губить? Тут, будто ласка, кидалась сама Лаукова. Разве у них покос не в самой середке? С чего это они должны чинить? Это чтобы разные с дальних покосов могли разъезжать? Два сына?! Один только! Разве же второго, убогонького, можно в счет брать?

И вдруг этим летом всех объединил невероятный героический труд. Побуждаемые примером лиственцев, сговорились, съехались как-то в воскресенье в послеобеденное время и починили — двадцать возов гравия свалили на то место, где топь и в самое жаркое время не просыхала. «Как доска дорога!» — хвалились покосники; показывая даугавцам свою работу. «Доска» эта была немножко диковинная: две глубоко изъезженные колеи, откуда колесу ни за что не выбраться; посредине еще более глубокая борозда, выбитая подковами, выступать из нее ни одному порядочному коню не пришло бы в голову. Дно каждой колеи укатано довольно гладко, промежутки между колеями заросли высокой травой. Рядом, в густой полевице, проезжающие вытоптали удобную тропинку. Замотав вожжи за край задней грядки телеги, возчики, беседуя, шагали по двое, по трое. У ключника ноги слабоваты, он уселся на передний воз, то и дело оглядываясь, не отстал ли кто-нибудь. Подгонять он не подгонял, спешить некуда — все равно после обеда второй раз съездят.

На сырых торфянистых лугах трава временами росла хорошо. В нынешнее засушливое лето выдалась не такая высокая, да зато сочная, мало таволги и других негодных лесных трав с твердыми стеблями и хрупкими листьями, которые, еще когда в стога начинают сметывать, крошатся и рассыпаются трухой. Весь мужичий конец еще не выкошен; полевица уже отцвела и поблекла, клонясь над смолянкой, лютиками, звонцом и бурым медовиком. Но вот пошли чищеные, ровные, скошенные господские луга и на них тридцать еще не осевших копен с дерном на стожарах.

Шагая рядом с возом, Грантсгал покачал головой.

— Доброе сено в этот год поставили для имения, отец ключник. Без единого дождя. Зеленое, яркое, что твой гарус.

Ключник повернулся, глянул на луга.

— А чего не поставить, коли время как на заказ. Можно было работать с прохладцей. А вон — что такое, вроде кто зубами грыз, по всему прокосу из-под валов щетина торчит?

— Это Лауков покос, так они и грызут каждый год. Тенис косу наладить не умеет, а девка — наточить как следует. Ходят оба, как гадюк бьют.

— Ах, Лауков — ну, тогда понятно… Управляющий на такие дела глазастый.