На грани веков

Точно уже отыскав настоящего спасителя, Мартынь выпрямился и быстро вышел через ворота. Друст, верно, еще на работе, пристань так же кишит людьми, как и до полудня; грузчики, что муравьи, снуют по сходням вверх и вниз. Но судов так много и сутолока так велика, что Мартынь напрасно дважды прошел из конца в конец пристани. Ничего не поделаешь, придется ждать до вечера и попытаться застать дружка в его каморке. Но оказалось, что зря дожидался; чердачная комнатушка была закрыта и вечером — не то Друст куда-то вышел, не то переселился. Мартынь снова упал духом, расстроился и раскис, точно старая баба. Он отыскал знакомый кабачок с закрашенными окнами, осмотрел там все окутанные табачным дымом углы, набитые пьяницами, — нету. Может, попытаться зайти в винный погребок, где во время солдатчины они отпраздновали первую встречу? Но это было такое благородное заведение, что вошел он с еще большей опаской, чем к сосновской барыне. И в самом деле, фрейлейн сразу же загородила дорогу, смерила его взглядом с головы до ног и резко заявила, что все столы заняты, пусть отправляется в какую-нибудь пивную, а лучше всего на постоялый двор. Держа в руке шапку, кузнец пробормотал, что он только ищет Друста, грузчика; нет ли его случайно здесь? Фрейлейн пошла посмотреть. Мартынь ждал с бьющимся сердцем, забившись в угол, — казалось, от этой красивой фрейлейн зависит теперь его судьба. Минуту спустя она вернулась, и, когда махнула рукой, он едва сдержался, чтобы не подскочить от радости, точно мальчишка, которого мать только что нарядила в новые пестрядинные штаны, — совсем впал в детство.

Фрейлейн указала ему — да вон же он сидит с пятью товарищами. Все такой же взъерошенный, но в воскресной одежде, уже раскрасневшийся, он как раз в это время поднимал кружку и хвастливо разглагольствовал. Оглянулся он только тогда, когда кельнерша толкнула его в спину, видимо, желая убедиться, верно ли, что этот мужик его знакомый и не следует ли его выдворить вон. Друст, повернул бороду, вытянул шею, заморгал глазами, затем вскочил и облапил Мартыня так, точно и впрямь хотел выдворить его отсюда. Но нет, он подтащил его к своему столу и представил друзьям. Фрейлейн успокоилась и ушла за седьмой кружкой.

Друст был в приподнятом настроении, появление друга привело его в подлинный восторг. Всю неделю они трудились без отдыха, три корабля погрузили, два голландских и один датский, со вчерашнего вечера горло прополаскивают, да все еще не прополоснули. «Нет, не прополоснули еще, — подтвердили друзья, — во всяком случае завтра еще надо опохмелиться». Пили крепко, бахвалясь и браня господ. Кузнец только пригубил и все выжидал минуту, чтобы поведать тестю о своих бедах. Наконец эта минута наступила. Друст слушал-слушал, все больше и больше багровея, под конец двинул пивной кружкой по столу так, что белая пена взлетела. Этот человек ему почитай что зять, а проклятая немка не разрешает жениться! Перевешать бы всех немцев! Друзья Друста поддакнули. Погрузить на корабли, повязать, и пускай едут, откуда заявились, в свой Бремен… Мартынь грустно слушал эти вопли и проклятья, которые ничем не могли ему помочь.

Но, видимо, и старый друг понемногу сообразил, что тут нужно что-то другое, он утих, призадумался, и Мартыню удалось подробнее рассказать о своем несчастье. Друст оттолкнул пивную кружку, оперся головой на ладонь и выслушал все до конца. Да, только судом, иного выхода нет. Но что ему ведомо о судах? И все же голову вешать не стоит, завтра же что-нибудь придумают, приглядятся, порасспросят.

Вдруг он вскочил и бросился к какому-то долговязому и костлявому, сильно потрепанному юноше, на вид вроде бы из господского сословия. Принялся рассказывать ему что-то, разводя руками, время от времени оборачиваясь и указывая на Мартыня. Мартынь оправил кафтан и приготовился подойти, как только позовут, — может, это и есть спаситель. Но юноша даже не взглянул в его сторону, что-то ответил и поплелся к двери, и все же Друст вернулся улыбаясь, точно нес радостную весть.

— Это писарь из той конторы, с которой мы постоянно дело имеем, правда полунемец, а так неплохой парень. Сам он в таких делах ничего не смыслит, да зато его начальник латыш когда-то служил в судах, тот уж наверняка знает. Завтра я свожу тебя туда. Допьем пиво и пошли домой, надо же проспаться, чтоб голова прояснилась.

В чердачной каморке он уложил Мартыня на лавку, а сам растянулся на полу, подстелив один кожух.

— И не так доводилось спать! В лиственском лесу ладно еще, если охапка еловых веток есть.

Мартынь не очень и противился — только теперь, когда появился хотя бы проблеск надежды, он почувствовал, как вымотал его этот долгий путь в Ригу. Но спать он не мог, ведь столько надо обсудить, столько рассказать. Прежде всего он стал рассказывать о своем посещении дома Альтхофа и спросил, не знает ли Друст, может, Юрис продал свой дом какому-то Георгу Атогену? Где же это он теперь? Грузчик сплюнул.