Ветер утих, и дождь перестал. Местность пошла выше и суше. Ополчение двигалось по заросшей лесной дороге. Лишь от намокших под дождем папоротников мокли ноги да легкий ветерок время от времени осыпал с веток на головы золотистые от солнца капли. В полдень пес вырвался вперед и, взъерошив шерсть, яростно залаял. К удивлению ратников, где-то за кустами еще яростнее отозвался его сородич, потом послышалось что-то похожее на овечье блеянье. Мартынь приказал разместиться в подлеске по обе стороны дороги — возможно, это разбойники из русских краев, которые, заблудившись, шли с отбитой скотиной не в ту сторону. Осторожность оказалась напрасной: это были не разбойники, а мужики-беженцы со стадом овец, четырьмя коровами и двумя нагруженными скарбом телегами. У одного мужика в руке топор, у другого наточенные навозные вилы. У третьего коса, насаженная на длинный держак. У обеих баб тоже есть чем отбиться при нужде. Белоголовый мальчуган на возу таращил голубые круглые глаза. Увидев приближающуюся с обеих сторон вооруженную рать, беженцы опустили оружие и с испугом ждали, что будет. Когда окружившие их обратились к ним на чистейшем латышском языке, те обрадованно заулыбались, бабы даже заплакали от радости, а их пес, восторженно визжа, кинулся приветствовать взъерошенного и все еще недоверчиво жмущегося Медведя.
Беженцы сегодня чуть свет покинули свои дома, которые находились где-то к востоку. Ночью они бросились на подмогу к соседям, жившим на хуторе. Один из них пропал: не то калмыки на месте прикончили, не то в плен взяли; хутор разграбили и сожгли, люди разбежались по лесам — нападавших было слишком много. Двое калмыков погнались следом, беженцы их убили в кустарнике, потом собрали пожитки и убежали…
Рассказывали они разом, перебивая друг друга; бабы, голося, перечисляли добро, которое пришлось оставить на верную погибель, одна рвала волосы и причитала о каком-то забытом с перепугу «малом», не то ребенке, не то теленке. Нет, шведов в округе не было, последний отряд около Янова дня прошел в сторону Алуксне; до сих пор все было спокойно, а теперь вот уже вторую неделю горит вся округа.
Отныне ратники знали, что противник где-то поблизости и что скоро придется с ним столкнуться. В страхе перед неведомой опасностью люди забыли о стертых ногах и усталости. Пропустив беженцев, они шли, опасливо поглядывая на заросли, вздрагивая от хруста каждого сломанного сучка и внезапного вскрика желны на верхушке ели. Трех ополченцев вожак выслал вперед, чтобы те успели сообщить, ежели заметят косоглазых. Стрелять им было настрого заказано, чтобы раньше времени не спугнуть недругов либо самим не попасть в беду. Всех охватило волнение, кое-кто шагал бледный, стиснув зубы, у иных мушкеты в руках дрожали. Даже пес настороженно шнырял по кустам, обнюхивая то мох, то воздух.
Под вечер он, убежав с Клавом и двумя другими разведчиками, внезапно снова залаял, да так, будто почуял вдали что-то подозрительное. Бывший Бертулис-Дым, а ныне Бертулис-Порох побожился, что тянет дымком, хотя остальные ничего такого не чуяли. Пес неотступно внюхивался, поворачиваясь к востоку, время от времени лаял и затем, словно приглашая за собою, оглядывался на своего хозяина Мегиса. Вожак сказал:
— Он что-то там учуял. Пусть кто-нибудь заберется на дерево и поглядит, может, что и увидит.
Юкум был самым молодым и ловким, да и мальчишество еще не забыл. Он живо скинул мушкет и котомку и уже через минуту ловко, как кошка, карабкался по сучьям ели. На мгновение исчез в гуще вершины, потом голова его вынырнула из хвои, он уже глядел вдаль, охватив одной рукой ствол. Остальные глядели на него снизу. Вдруг он вскинул руку, указывая на восток, и воскликнул:
— Там какой-то лог и что-то горит.
Но Мартыню требовались сведения более определенные.
— Дом либо что другое?
Юкум поглядел еще с минуту, потом снова исчез в ветвях, слышно было, как он, карабкаясь, докладывает:
— А вот этого не разобрать — не то дом, не то стог сена, не то еще что-то. Огня не видать, а дым ползет черный.
Спустившись вниз, он добавил еще, что горит примерно за версту отсюда, аккурат к востоку. Предводитель приказал спешно двигаться в путь. Когда прошли с полверсты, он с сосновцами начал забирать к югу, а остальным под началом Сталлажева Симаниса приказал зайти с севера, чтобы окружить это место с двух сторон. Когда шум леса заглох, стал различим характерный треск и гул огня. Мартынь сказал:
— Ясно, что дом, сено этак не трещало бы.