На грани веков

До двадцати пяти лет Мегис прожил в имении близ Тарту; у него была жена и двое мальчишек. Как хорошего кузнеца барин уважал Мегиса, даже удостоил его почетной должности кнутобоя, призывая к исполнению ее в тех случаях, когда какого-нибудь неисправимого неслуха надо было проучить так, чтобы он подняться не смог. За то, что Мегис отлично подковал лошадь майору проходившего шведского полка, его забрали с родного хутора и вместе с женой и детьми увезли в Мариенбург, то есть Алуксне, где и назначили гарнизонным и крепостным кузнецом. Жилось там неплохо, с мариенбуржцами он ладил, но жена тосковала по родине, сохла, чахла и никак не могла научиться ни одному слову по-латышски. Все эти три года она прожила, как в глухом лесу. Наконец Мегис не выдержал, однажды ночью погрузил жену и детей на телегу и сбежал назад на хутор, не печалясь о каре, грозившей за бегство. Думал, что куда как умно сделал, потому что по осени русские заняли Мариенбург, разорили городок и уж наверняка вместе с остальными увели бы в полон такого отменного кузнеца. Но за это время те же русские разбили шведов и вблизи Тарту, пожгли имения и дворы, здоровых мужиков увели с собой, остальных разогнали по лесам. Мегисы расположились в каком-то полуопустевшем хуторке на десяток миль ближе к Видземе, за озером и болотами, куда русские не могли добраться. Без наковальни и прочего заниматься ремеслом нельзя было; хлеба мужики не сеяли, то и дело прислушивались, не время ли опять бежать в лес; все голодали, точно скотина, жевали мезгу и корни болотного аира — за зиму вымерла треть населения. А по весне привалила самая большая беда. По замерзшему болоту и озеру ворвалась орда татар, — на глади льда люди увидели их еще издали. Большинство убежало в лес в чем есть, почти все там и погибли от страшного февральского мороза. Мегис уже добрался было до самой опушки, да только, волоча больную жену, не мог быстро двигаться по глубоким сугробам. Татары догнали их. Жена с мальчуганами шмыгнула в заросли можжевельника, сам он защищался колом, а когда кол сломался — топором. Двух дьяволов убил, лошади третьего отрубил правую ногу, но тут на него, навалились и связали. Убить не убили — на уме у татар было другое. Когда Мегис, избитый кнутом из воловьих жил, пришел в себя, все селение уже пылало. Татарин сидел на сером мохнатом коньке, в похожем на козлиную спину деревянном седле, к которому на короткой веревке и был привязан пленник. И еще у шести татар по привязанному к седлу пленнику. Били их по дороге с расчетом, чтобы не перебить жил и не повредить костей, раза два бросили сырое жеребячье ребро и позволили напиться из ведра с насохшим на нем конским навозом. В Изборске пленников продали вербовщикам, набиравшим солдат для русского царя, и людям, ищущим умельцев. Приказчик оружейного завода Льва Кириллыча Нарышкина купил Мегиса за пять рублей серебром и два каравая ржаного хлеба, заковал в кандалы и вместе с карелами, ранее полоненными, увез в розвальнях. Семь недель они ехали по раскисшим дорогам, однажды провалились сквозь талый лед какой-то речушки, утонул один стражник и два карела: они не смогли скованными руками ухватиться за край полыньи.