На грани веков

Заметив приближающихся, Мартынь выпрямился, сверля взглядом вечерние сумерки, желая прочесть что-нибудь по глазам Криша. Но тот остановился, понурившись, и некоторое время не в силах был вымолвить ни слова.

— Кончено, братец… Не пойдет она.

— Не пойдет? Сама так сказала?

— Велела тебе так сказать. И вот это дала — больше у нее, говорит, ничего нету. Чтобы ты сохранил на память, говорит. Ни слезинки им не вытерла, говорит.

Первый раз рука Мартыня промахнулась, но во второй схватила платочек Майи.

— Ни слезинки… Да, да, гордая она, моя Майя. Хоть этой радости она родне Тениса не захотела доставить. А потом отвели в имение?

— Да — в имение.

— И потом там гуляли на ее свадьбе. А она тоже плясала?

— Нет, потом ее заперли в подвал.

— Скоты! Она же все равно не убежала бы. Чего же они еще измываются над ней!

— Барин, говорят, так приказал.

— Барин? Он что, приехал?

— Вся волость его встречала у почестных ворот, Эстонец речь держал, барин веселый был. Подозвал Майю, погладил, долго глядел на нее и стал еще веселее. А потом приказал вести ее в имение. Поговорить, мол, с ней хочет и поплясать.

— Лиходей! А раз она не стала плясать, так и в подвал.

Тут подошла Мильда, Мартынь ее сначала даже и не заметил. Хоть злость и кипела в ней, но говорила она вполне ясно, каждое слово точно отрубая:

— И вовсе не потому. А потому, что он хочет оставить ее у себя на всю ночь.

— Как? Чего ты мелешь? Зачем оставить?

— Затем, что у баронов такой закон есть. Я подслушала, эстонец сам сказал Майе. «Только на эту первую ночь, — сказал он, — а потом ты опять можешь идти к своему Тенису. Чего ты стонешь? — говорит. Другая рада была бы, невесть как рада, ежели барон ей бы такую честь оказал. Что ты для него? Прах, навоз. Надоест, мол, ему, разве он только таких видал?»

— «Прах! навоз…» Чего ты врешь, проклятая? Не может быть этого и не бывало никогда! Это только сказки стариков!

— Ты не кричи, а слушай. Я тебе не сказки сказываю, а что своими ушами слышала. «Хозяйкой Бриедисов будешь, говорит эстонец, и всего у тебя будет вдоволь. Как барыня будешь, на того шалого кузнеца и плюнуть не захочешь. Я сам шапку скину, когда тебя повстречаю». Так и сказал. Кувшин вина сам принес в подвал — пускай, мол, пьет.

Мартынь замычал от боли.

— Так вот он каков… А я здесь все об этом эстонце думал. Эстонец — вот он-то и есть прах и навоз. А этот теперь там пьет и пляшет с нашими девками.

Криш поспешил возразить:

— Нет, он ушел в лес.

Мартынь не слушал.

— Теперь я начинаю понимать. Меня-то он боялся, знает, что я скорей дал бы себя на куски изрубить. А с этим телепнем можно делать что хочешь. Потому и свадьбу сломя голову назначили на это воскресенье. Он, этот волчонок жадный, приказал приготовить ему ягненка помоложе. Подавится… Подавится!.. Клав, иди сюда! Криш, хватит у тебя духу на имение пойти?

Он схватил воткнутое в землю оружие. Криш побежал за прислоненным неподалеку отвалом.

— Да куда ты хочешь? Ведь в имении его нет.

— А где же он тогда?

— Он наперед захотел осмотреть свои леса. Поехал на эстонцевом коне, и ключников Марч с ним — дорогу показывать. К кирпичному заводу направились.

Мильда еще не успела рассказать всего.

— И еще эстонец рассказывал нашим людям: «Барин говорит: «Я стонов не терплю, чтоб с жалобами ко мне не лезли. Кто придет — прямо в каретник!»

— С жалобами мы к нему не полезем, Другим языком поговорим — какого не слыхал, да только его лучше всего поймет.

Мартынь на миг задумался.

К кирпичному заводу… Понятно, барон раньше всего хочет видеть то место, откуда ему деньги идут, что он в Неметчине проматывает. А потом Марч поведет его на Барсучью горку — эти лоботрясы из лесных дворян помешаны со скуки на охоте. Оттуда только одна дорога мимо речки Липовки к мельнице, а оттуда в имение… Пошли!

Мильда засеменила сзади.

— Я с вами пойду.

Но ее никто не слушал. Было еще довольно светло, чтобы знающему эти места наскакивать на редкие деревья и спотыкаться о кочки. Под соснами в брусничнике лежали четверо, их могучий храп слышался даже сквозь шум ветра. Клав нагнулся и потряс Друста. Тот лишь проворчал:

— Отстань! Хвачу топором по лбу…

Повернулся на другой бок и снова захрапел. Криш пнул Томса — тот даже не шелохнулся. Но Мартынь направился вперед.

— Чтоб им пропасть! Все равно толку от них нет.

За сосняком пошла низина. Они выбрались через молодую березовую поросль и вышли на довольно широкую зимнюю дорогу. Она была пнистая, устланная пригнутыми, обломанными, искалеченными, но все же зеленеющими березками и рябинами. Идти нелегко, но заблудиться здесь нельзя. Прояснившаяся луна висела прямо над головой; покамест она зайдет за большой лес, Мартынь со спутниками уже будут на мельничной дороге, ведущей к имению. Они спешили так, точно гнались друг за другом.

5