На грани жизни

Олег отвечал в нашем отряде за работу электросистем и подъёмных механизмов. Был он не очень разговорчив и каждую свободную минуту либо кидал двухпудовки, либо махал гантелями. Однажды, ещё во время медкомиссии, перед спуском в тоннель, он на спор вогнал голой ладонью обычный гвоздь в деревянную скамейку по самую шляпку.

– Рад буду твоей помощи, только как ты ко мне пролезешь?

– Ужом. Я же не раз уже лазал и под, и над транспортёрами, так что для меня это привычно.

И правда, он втиснулся в узкий зазор над шнеками и, работая только руками, через пару минут подтянулся до завала. Межуев, когда Шурухин поравнялся с ним, дал ему отдышаться, и вскоре они принялись за работу. Мелкие куски бетона они аккуратно опускали слева или справа от нижнего транспортёра, и те с лёгким шорохом стали проноситься мимо нас, оставляя в воздухе слабую пыль.

С обломками покрупнее пришлось повозиться всем. Каждый из таких обломков осторожно передавали вниз из рук в руки, пока последний из нас, Пинтаков, не отправлял его в глубины, из которых мы только что поднялись. При этом он чуть ли не каждый раз приговаривал.

– Лети камалыга, да не шибко. Ещё може возвернёмся туда.

Наконец «эмчеэсники поневоле» со стоном и зубовным скрежетом отодвинули в сторону огромный кусок куполообразной конструкции, бывшей когда-то частью свода капонира над станцией приёма руды. После почти полной темноты тоннеля в глаза ударил странный светящийся белёсый полумрак. Один за другим мы буквально выползли на площадку у входа, густо засыпанную обломками здания станции. Само здание и защитный капонир над ним были рассчитаны на удар цунами средней силы. Теперь же станция вместе с защитными сооружениями была в руинах. Было такое впечатление, что с ней поработал кувалдой озверевший циклоп-исполин. Искорёженные бетонные конструкции, порванные как гнилые нитки прутья арматуры, согнутые и причудливо скрученные никелированные трубы турникетов впечатляли.

Слева, там, где была небольшая будка охраны, из-под растрескавшейся, рухнувшей сверху плиты, торчала чья-то нога с задранной тёмно-синей штаниной. Голень и часть икры погибшего в неверном свете полумрака казались вымазанными чёрной краской. Несколько минут мы пытались отдышаться от тяжелейшего подъёма и лишь озирались вокруг, не понимая, что тут произошло… И эта странная мгла вокруг… Она мерцала. Словно тысячи, миллионы миниатюрных льдинок, не снежинок, а именно льдинок, медленно парили в воздухе, почти не осаждаясь на землю. Было непонятно: день сейчас или ночь. Видимость была почти нулевая. Мы расползались от створа, ведущего в тоннель, в разные стороны и уже не видели лиц своих товарищей! Когда же мы вслед за Межуевым покинули руины станции, которые хоть как-то защищали нас от промозглого ветерка, белёсая мгла стала клубиться перед нами, слепить глаза, лезть холодными щупальцами за шиворот. Мы хорошо помнили, где располагался наш шахтёрский городок, где приткнулся к берегу свайный причал, у которого давно стоял морской буксир «Вайгач». Посёлок, состоящий из десятка модульных домиков, бани, пекарни, лабаза и будки метеостанции, приткнулся к самому подножию двугорбой сопки, которая обрывалась к северному мысу острова почти отвесной стеной.

Семён Маслов, единственный разнорабочий в нашем отряде, обернулся назад.

– Может, мы похороним того, с чёрной ногой, а то как-то не по-людски вроде.

– Сёма, – зло прервал его Патлин, наш машинист, – тут, может, целое кладбище образовалось. Ты что, всех собрался хоронить?

Семён, ничего не говоря, развернулся и побрёл к куче, из-под которой торчала нога. Также ничего не говоря, мы пошли вслед за ним и вскоре откопали труп. Это был Аракелов, охранник, человек уже пожилой. Видимо, в момент катастрофы он успел вскинуть руки к голове, и она была единственным, более или менее уцелевшим органом. Смерть Аракелова навела нас на мысль, что катастрофа произошла ночью или под самое утро. Прокопьич, как мы его звали, выходил на дежурство только ночью, на усиление к основным охранникам, дежурившим на станции сутки через двое. У нас не было ни лопаты, ни лома, поэтому останки Прокопьича мы вынесли наружу, положили их у уцелевшего куска стены и насыпали над ними холмик из камней и кусков бетона.

– Так, ноги в руки – и топаем в посёлок, – буркнул Межуев и, чуть сгибаясь под тяжестью бутыли, зашагал в белёсый клубящийся туман.

– Чур, в баньку я в первую партию! – неестественно бодро объявил Патлин.

– Ага, – глухо произнёс Маслов, – и за меня заодно сходи.

Стараясь не отставать друг от друга, все потянулись вслед за начальником отряда. Ещё не оправившись от потрясения, вызванного разрушением станции, гибелью охранника, мы снова испытали сильнейший шок. Когда мы дошли до посёлка, вернее места, где он должен был стоять, ничего, кроме взрытого склона, обнаружить не удалось. Склон был совершенно пуст. Исчезла даже трава, покрывающая всё вокруг. Под ногами хрустела голая галька. Словно, пока нас здесь не было, огромная, космических размеров, корова своим шершавым языком, слизнула дёрн вместе с травой.