На границе света

– Я… мне это… нравилось, – пробормотала она.

«Ах, вот как, нравилось!»

– Вот и замечательно, ещё больше выгоды. Ведь это так чудесно, когда находишь работу, которая тебе по душе. Значит, ты катала в коляске несчастного инвалида, жалкого соседского мальчишку, который тебе когда-то нравился. Твои родители думали, что ты делаешь это из любви к ближнему, а тут ещё наклюнулись всякие приключения, прямо как в фантастических романах, которые ты любишь: феи, порталы, говорящие статуи… – Я посмотрел ей прямо в глаза. – И всё это за шестнадцать евро в час. Это окончательная ставка или тебе обещали доплату за особые достижения?

Серые глаза Матильды снова наполнились слезами:

– Прошу тебя, прекрати.

Но прекратить я уже не мог:

– Если всё действительно так, почему же ты ни о чём мне не рассказала хотя бы после нашего поцелуя на кладбище? Может, тебе казалось, что это тоже входит в твои служебные обязанности? Или хотела посмотреть, как будут развиваться события?

– Не будь таким жестоким, – прошептала она.

Я пожал плечами:

– Почему бы и нет? Так уж повелось. Я выдумывал тебе гнусные клички, сажал тебя в мусорный бак, потому что не мог отличить от твоих дурацких сестриц. Моя мама права – наверное, я действительно чувствовал себя очень одиноким, если завязал отношения с Мартинской дочкой. Понятия не имею, как такое могло случиться.

Матильда больше не в состоянии была сдерживать слёзы, они покатились по её щекам. Я ждал, когда же она скажет хоть что-то. Слова, которые смогут прогнать это ужасное чувство, которое сдавливало мне грудь. Но Матильда лишь продолжала беззвучно плакать.

– М-да. – Я нажал на кнопку лифта. – Рад, что мы всё выяснили. Мне очень жаль, но на этом твоя профессиональная карьера развлекательницы официально закончена. Домой я вернусь один.

Лифт открылся, я направил кресло-коляску в кабину и нажал на восьмой этаж. Пока двери не сомкнулись, у меня была ещё уйма времени, чтобы развернуться и напоследок сказать ещё что-нибудь веское. Но ничего подходящего я так и не придумал.

» 28 « Матильда

Когда за Квинном закрылись двери лифта, я потеряла остатки самообладания, слёзы потекли таким потоком, будто где-то внутри у меня прорвало плотину. Какая разница, что обо мне подумают люди. Некоторые просто проходили мимо, другие с любопытством следили за мной через стеклянную дверь. Чтобы не стоять на проходе, я, пошатываясь и всхлипывая, отошла от лифта и прислонилась к стене рядом с карликовой пальмой.

«Как я могла так всё испортить. Квинн прав, после поцелуя на кладбище, а лучше раньше, я должна была всё ему рассказать. Мне надо было тут же пойти к его маме и вернуть ей конверт. Но нет, ничего подобного я не сделала, а лишь отмахнулась от этой мысли. Отложила этот разговор на будущее. И вместо этого наслаждалась объятиями Квинна, чтобы не рисковать нашими отношениями. Чтобы наша романтическая сказка… мой личный фантастический роман не лопнул, как мыльный пузырь. Это Квинн очень верно подметил».

Я каждый раз находила новые отговорки. Всё время у нас были дела поважнее: поиск порталов, разгадывание тайн, сбор информации, но сейчас я понимала, что всего лишь искала любой предлог, чтобы не касаться этой темы. Потому что на самом деле я была просто трусихой. Я боялась его реакции и не хотела рисковать. Меня пугало именно то, что Квинн поймёт: при других обстоятельствах между нами ничего бы не случилось. Если бы он не попал в аварию, если бы его мама не предложила мне эту работу, если бы ему не нужен был кто-то, кто отвезёт его на кладбище, если бы не существовало Грани – никогда в жизни он бы не обратил внимания на Мартинскую дочку из дома напротив. При всём моём умении вытеснять и нарочно забывать, мне было абсолютно ясно, что чем позже Квинн обо всём узнает, тем хуже будет его реакция. Поэтому я просто-напросто решила никогда ему не рассказывать. И мне это почти удалось.

«Хочу быть уверен, что я всё правильно понял», – снова и снова раздавался в моей голове холодный голос Квинна.

Я бы с радостью объяснила ему всё, лишь бы он перестал так холодно на меня смотреть. Но ведь на самом деле мне нечего было сказать в свою защиту. Я могла сделать правильный выбор и в любую секунду сказать правду, но вместо этого продолжала врать. И изменить хоть что-то было уже невозможно.

«“Значит, ты катала в коляске несчастного инвалида, жалкого соседского мальчишку, который тебе когда-то нравился”. Хотя бы в этот момент я могла бы возразить. Вместо того чтобы молча топтаться на месте, я должна была крикнуть, что приняла предложение его мамы только для того, чтобы быть к нему как можно ближе, что каждую минуту, которую мы провели вместе, я влюблялась в него всё сильнее, что я лучше умру, чем причиню ему боль… что я его люблю, люблю так, как никто никогда никого не любил. – Эта мысль появилась так неожиданно. – Надо было ему признаться, а не молчать, опустив глаза».

Я прекрасно понимала, как он был обижен, что ему больно, и, вместо того чтобы снова и снова повторять пустые извинения, должна была открыть ему душу.