Квинн, кажется, прекрасно понял, к чему они клонят. Он улыбнулся.
– Когда мы поцеловались в первый раз, то оба расплакались, – сказала Лилли, театрально взмахнув ресницами.
– Какие вы чувствительные особы, – пробормотала я.
– Дружище, ты же понимаешь, как я себя паршиво чувствовал, – хрипло сказал Лассе.
Квинн молчал. По его лицу невозможно было понять, о чём он думает и что чувствует.
Нижняя губа Лассе дрожала. Казалось, он вот-вот разревётся. Угрызения совести его, наверное, совсем замучили. Мне даже стало его жаль.
– Для нас это было кошмарное время, – подтвердила Лилли. – Чудовищное! Мы всё время думали, как ты там.
Мне очень хотелось запустить в неё чем-нибудь тяжёлым. Но Квинн не терял самообладания.
– Понимаю, – спокойно сказал он. – Нелегко вам пришлось. Как хорошо, что вы смогли друг друга поддержать. – Он укоризненно глянул на Лассе и покачал головой. – Но почему ты ничего мне не рассказал, а? Поверь, у меня сейчас совсем другие заботы. Всё нормально, я на вас не в обиде, даже рад за вас!
– Ну-ну, – бросила Лилли. – Ещё бы.
Лассе промокнул пот с верхней губы:
– Только хотел тебе всё выложить, как ты начал что-то бормотать про голого деда, и я не отважился. Как-то это… А потом госпожа Рас-Корак…
– О нет, только не надо снова про психотётку. – Глаза Квинна заблестели.
Мне показалось, что он постепенно теряет силы:
– Ну теперь, когда всё встало на свои места, вы можете идти по своим делам, – поспешно сказала я. – Вам понадобилось много времени, но вот наконец все знают правду. Вам больше не нужно сдерживаться и хранить свои отношения в тайне. Квинн в курсе, всё хорошо.
– Ха-ха, – проблеяла Лилли. – Как думаешь, как будут реагировать окружающие, когда услышат, что мы с Лассе встречаемся? Мы навсегда останемся гнусными предателями, которые бросили в беде несчастного, слабого, умирающего Квинна.
«Вообще-то да. С этим им придётся как-то жить. Надо смотреть правде в глаза».
Квинн повернулся ко мне. Уголки его губ вздрогнули, и я поняла, что эта абсурдная ситуация его даже немного забавляет. Я же тем временем приблизилась к нему настолько, что моё плечо почти коснулось его руки.
– Ты это серьёзно? Волнуешься, что о тебе подумают другие? – Квинн снова обернулся к Лилли. – Я и так собирался закончить наши отношения в тот вечер, на вечеринке. Может, оставите нас в покое и пойдёте своей дорогой?
– Думаешь, меня это успокоит? – набросилась на него Лилли. – Может, скажешь ещё, что ты крутишь роман с ходячей рюшей только для того, чтобы меня не мучили угрызения совести? – Она ткнула пальцем в меня. – Чтоб убедиться, насколько у тебя крыша поехала, достаточно только поглядеть на вот эту.
У меня перехватило дыхание.
– Пойдём уже, макарошка, – миролюбиво сказал Лассе. – Мы просто…
Но Квинн не дал ему выговориться:
– О'кей, значит, я всё-таки сумасшедший, – беспечно сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. Моё сердце забилось быстрее. («Что это значит?») Его глаза заблестели, взгляд заскользил вниз, пока не остановился на губах. – Матильда – самая классная, самая весёлая девчонка, которую я знаю. Кроме того, она умная и невероятно милая. – Затем он склонился надо мной и прижал губы к моим губам, сначала осторожно, а потом более требовательно, и я могла лишь ответить на этот поцелуй. Мозг отключился, осталось только тело, которое плыло по течению, и один-единственный вопрос: «Что здесь происходит?»
Квинн отбросил костыль и погладил меня по щеке. Я почувствовала, как по всему тело разлилось тепло, а голова совершенно перестала что-либо соображать. Может, Лассе и Лилли ещё что-то говорили, но я уже больше ничего не слышала и не видела, пока губы Квинна не оторвались от моих. Я вдохнула полной грудью. Непонятно, сколько времени длился наш поцелуй. Видимо, достаточно долго, чтобы Лассе и Лилли отдалились от нас на пару могил. Я разглядела их за гранитной плитой директора Бернера, который умер в 1973 году. Головы Лассе и Лилли испуганно выглядывали то справа, то слева от плиты.
– Пойдём ко мне, – попросил Квинн. Казалось, он был очень доволен собой. – Мне нужно столько всего тебе рассказать.