На языке пламени

Он вылетел в переулок, перешел на шаг и не спеша спустился к шоссе; на ходу стряхнув штукатурку с одежды, привел себя в порядок, поправил манжеты и галстук. На рукаве появилось грязное пятно, при виде которого Гримстер улыбнулся, вспомнив, что Лили сказала однажды о его аккуратности. Он пошел в парк, где стояла его машина. Оставаться в городе было бессмысленно. Стрелял в него не Гаррисон. И для Прингла уже ничего нельзя сделать. Они возьмут его и будут держать взаперти, надеясь когда-нибудь им воспользоваться. А если такого случая не представится, его, возможно, даже выпустят — но сначала, вероятно, потребуют вернуть деньги — или уничтожат, что вернее. Интересно, кому первому пришла мысль связаться с Принглом? Не Гаррисону ли? Как бы там ни было, до этого мог додуматься только тот, кто понимал характер Диллинга. Когда Гарри прятал бумаги, он и не собирался искушать судьбу. Эта черточка его натуры слишком поздно стала понятной Гримстеру. Как-нибудь и где-нибудь — конечно же, не в памяти Лили — Гарри должен был оставить разгадку, но понятную не каждому, а лишь такому, как Прингл: кто знал характер Диллинга, его жизнь и образ мыслей. Но теперь до Прингла не добраться, поэтому аккуратно сложенный листочек тонкой бумаги, найденный в перстне, не может помочь Гримстеру. Листочек спрятан в надежном месте, но, как сообразил Гримстер, заводя машину, это не имеет уже никакого значения.

Листочек, если расправить его, имел площадь около четырех квадратных дюймов. Вверху крошечными аккуратными буквами было написано: «Que sera sera». Внизу, в маленьком кружке, было изображено нечто, напоминавшее неумелый, словно сделанный детской рукой рисунок червя или гусеницы с изогнутым петлей телом, с утолщением вместо головы. Между надписью и червяком была аккуратно нарисована карта, где двойные кривые обозначали дороги или тропинки, а скопления заштрихованных кружков могли быть лесами. Посередине находились два маленьких кольца. У основания деревьев был построен равносторонний треугольник с пунктирными сторонами и надписью «30 футов» в основании. На вершине треугольника стоял нарисованный красными чернилами крест. В левом краю карты был еще один крест, но побольше, нарисованный немного наискось, помеченный вверху "N", а внизу "S", словно стрелка компаса. К западу от треугольника в одном из изгибов двойной кривой была очерчена неправильной формы зона, жирно заштрихованная чернильными линиями. Едва взглянув на карту, Гримстер понял, что она сама по себе ни о чем ему не скажет. Разгадка заключается, видимо, в словах «Que sera sera» и грубо нарисованном червяке. Прингл, верно, сразу бы понял, что к чему, но путь к Принглу отрезан. Придется все, что нужно, выпытывать у Лили. Удастся или нет, неизвестно. Известно только одно: Лили ждет возвращения Гримстера.

В ближайшее время он убьет сэра Джона. Решение не вызвало у него угрызений совести. И, как ни странно, оно не было связано с любовью к Вальде. Убив сэра Джона, он сведет счеты со всеми, никому ничего не будет должен. То, что происходит сейчас (вернувшись поздно, Гримстер идет к себе в спальню), должно завершиться, иначе убийство сэра Джона отчасти потеряет смысл. Шеф поручил Гримстеру это задание, и именно его выполнение привело к правде, о которой Джон давно подозревал. Поэтому Гримстеру казалось, что задание нужно выполнить прилежно и завершить убийством того, кто его задумал. При этом не только воля должна быть непреклонной, но и чувства придется ограничить жесткими рамками. Лили отныне станет неотъемлемой частью замысла, таким же актером, как и он сам. В этой пьесе они будут старательно скрывать свои подлинные мысли, почти искренне разыгрывать нужные чувства, произносить слова почти правдивые и убедительные, понимая: стоит сойти с подмостков, как речи и эмоции отомрут.

В спальне лампа не горела, но при свете, идущем из гостиной, он увидел Лили, лежащую спиной к нему, ее светлые волосы едва различались на подушке. Гримстер знал: она не спит. И вместе с тем понимал — девушка не шевельнется, не скажет ни слова, а будет просто лежать и ждать его. Теперь Гримстер был уверен в том, о чем последнее время подозревал: Диллинг оставил Лили богатство и ключ к нему, воспользоваться которым она могла, лишь отдавшись другому. Она пришла к Гримстеру, потому что наконец разобралась и в своих чувствах к Диллингу, и в сущности его чувств к ней. Сейчас она, по всей вероятности, ненавидит Диллинга. Лили вызывала у Гримстера жалость, иногда гнев, но не любовь, хотя Джон сознавал: в постели они смогут сыграть свои роли и станут играть их еще долго, потому что полностью понимают друг друга.

Гримстер прошел в ванную и, как обычно, принял душ, не изменил заведенный порядок, зная, что Лили ждет именно этого.