О финнах ходили добродушные анекдоты. Приехал чухна на Пасху в Петербург и по совету русских приятелей пошел в церковь. «Ну как, — спросили его приятели, когда тот вернулся, — понравилось?» — «Понравилось-то, понравилось, только вот ничего не понял». — «?!» — «Выходит поп и кричит: „Крестовский остров“, а толпа ему хором отвечает: „Васильевский остров“». Русские хохочут над простодушным финном, которому в восклицаниях: «Христос воскрес!» — «Воистину воскрес!» слышатся названия островов. Финн не понимает, но тоже смеется.
До сих пор в Петербурге бытует ругательство: «Чухна парголовская». Впрочем, скорее всего оно имеет не национальный, а территориальный характер, по типу: «Шпана лиговская». Хотя не исключено, что этимология ругательства иная. В арсенале городского фольклора имеются самые неожиданные варианты ругани: от пренебрежительного «Чухна» и раздражительного «Сатана-Пергана» до оскорбительного «Вейки — от х… шейки».
Впрочем, ни враждой, ни ненавистью, ни антагонизмом это не назовешь. Те же русские известную поговорку: «Поскребите любого русского — и вы обнаружите татарина» с легкостью готовы были изменить в пользу финнов. Вариант: «Поскреби любого русского — и обнаружишь чухонца» находил подтверждение в многовековом соседстве славянских и финно-угорских племен, некогда совместно проживавших на территории Восточно-Европейской равнины. Поиски общих корней иногда приводят к неожиданным результатам. Петербургские финны утверждают, что пословица «Почем фунт лиха?» этимологически восходит к финскому слову «liha», что означает обыкновенное «мясо», которое окрестные финны в избытке завозили на питерские рынки и фунтами продавали горожанам. Видимо, фунт мяса стоил не так дешево, если в фольклоре «liho» могло трансформироваться в «беду» или «несчастье».
Рек и речушек с таким названием в Петербурге было несколько, но в городской фольклор попала только одна. Именно на ее заснеженном берегу в морозном январе 1837 года произошла трагическая дуэль, унесшая жизнь величайшего поэта России Александра Сергеевича Пушкина. С тех пор выражение «Пригласить на Черную речку» стало не только эвфемизмом прямого вызова на боевой поединок для разрешения какого-либо, чаще нравственного, спора, но и метафорой, означающей требование немедленных объяснений по поводу неблаговидного поступка или даже обыкновенной непорядочности.
Дуэли как общественное явление впервые появились в России только в начале XVIII века. По мнению некоторых историков, этот рыцарский западноевропейский обычай принесли с собой иноземные офицеры, во множестве служившие в русской армии, да русские дворяне, обучавшиеся за границей. Но почва для этого была хорошо подготовлена петровскими реформами, и в первую очередь реформой армии. Беззаветную службу государству, которая предполагала абсолютное внешнее подчинение державным интересам, должна была хоть как-то уравновешивать возможность личной защиты собственного человеческого достоинства. Свидетельством такого своеобразного раскрепощения и стало право дворянина на дуэль. Такое право давалось нелегко. Оно завоевывалось ценой ареста, разжалования в солдаты, потери здоровья, а порой и ценой собственной жизни.
Насколько этически высоким был неписаный дуэльный кодекс, можно судить по легенде, согласно которой перед дуэлью Дантес ради спасения жизни надел под мундир кольчугу. На самом деле обычаи и нравы первой половины XIX века, кодекс офицерской чести, дворянский этикет, позор разоблачения, страх быть подвергнутым остракизму и изгнанным из приличного общества исключал всякое мошенничество и плутовство в дуэльных делах. Правила дуэли соблюдались исключительно добросовестно и честно. На роковой исход более влияли преддуэльные, нежели дуэльные обстоятельства. В деле Пушкина именно так и случилось.
Дуэли были явлением чисто петербургским. По остроумному замечанию современного исследователя, они «были одним из краеугольных элементов новой — петербургской — культуры поведения, вне зависимости от того, в каком конце империи они происходили». Вот почему наиболее знаменитые фамилии известных нам дуэлянтов принадлежат Петербургу. Мы уже упоминали о Пушкине, биография которого насчитывает более десяти вызовов на дуэль. Еще более завзятым любителем смертельных поединков был приятель Пушкина Федор Иванович Толстой по прозвищу «Американец».