На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии

Распутин был убит в результате заговора в ночь на 17 декабря 1916 года в Юсуповском дворце на Мойке. Остается добавить, что на протяжении многих лет предпринимались неоднократные попытки канонизировать Распутина. Надо заметить, что такое желание появилось уже сразу после кончины Григория Ефимовича. Его высказывала царская семья. Однако уже тогда эти попытки натолкнулись на непреодолимое препятствие. Дело в том, что при вскрытии извлеченного из воды тела Распутина никаких признаков отравления обнаружено не было. Более того, старец умер даже не от пули заговорщиков. Официально была констатирована смерть в результате того, что Распутин захлебнулся, когда его, якобы умершего, уже сбросили под лед. Значит, он просто утонул. А согласно церковной традиции, утопленник приравнивается к самоубийце и никакой канонизации не подлежит.

Драматически сложилась в России и судьба бывшей немецкой принцессы. И если Александра Федоровна и была в чем-то виновата пред своим новым отечеством, то она полностью искупила эту вину в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, когда была расстреляна большевиками в Екатеринбурге вместе со своим мужем, любимыми детьми и преданными слугами.

Рыбацкий куркуль — вместо корюшки омуль

В 1716 году по указу Петра I на левом берегу Невы, между впадающими в нее реками Мурзинкой и Славянкой, появилось село Рыбацкое. Сюда были поселены рыбаки из северных губерний России, которым вменили в обязанность обеспечивать рыбой столичных жителей. Первоначально слобода так и называлась Рыбной. До сих пор овраг в современном Рыбацком местные жители называют «Щучьей гаванью». По преданиям, в давние времена сюда по весне заходила невская рыба, поймать которую уже не составляло никакого труда. Должно быть, этимология старинного названия проезда на берегу Славянки — «Заверняйка» — восходит к тому же времени.

Рыбацкий промысел оказался прибыльным. Село богатело и процветало. Зажиточные крестьяне, вызывавшие зависть, в старом Петербурге имели вполне определенное прозвище: «Рыбацкий куркуль». Вместе с тем их нелегкий труд вызывал и восторженные оценки: «Рыбацкий куркуль — вместо корюшки омуль». Степенные потомки северных поморов примирительно и беззлобно советовали: «А ты поймай угря в Рыбацком, да продай за рупь в кабацком».

Впрочем, как работали, так и гуляли. Многодневные пьяные загулы рыбаков после удачного улова породили еще одну идиому «Рыбацкое — кабацкое». Ее хорошо знали петербуржцы еще с XVIII века.

Стойкий аромат моря и рыбы в мифологии Рыбацкого сохраняется до сих пор. В 1980-х годах началась массовая застройка Рыбацкого современными жилыми домами. Ленинград обзаводился новым спальным районом. Тогда же родилась и соответствующая поговорка. Получить квартиру в удаленном от центра Ленинграда Рыбацком иронически называлось «Рыбацким счастьем».

С бодуна на трахалку

Этот озорной каламбур обыгрывает названия двух пригородных поселков, расположенных на разных железнодорожных ветках по обе стороны озера Сестрорецкий разлив — Дибуны и Тарховка. Как дачные места они начали развиваться еще во второй половине XIX века. Сюда любила выезжать на лето петербургская публика. Популярны они и сегодня, благодаря удобному железнодорожному сообщению с Петербургом. Повторимся, ничего общего, кроме озера, на противоположных берегах которого они находятся, у поселков нет. Но иногда электричка Зеленогорск-Петербург вместо того, чтобы идти по прямой железнодорожной линии к Финляндскому вокзалу, неожиданно от станции Дибуны поворачивает к станции Тарховка и далее, делая огромную петлю вокруг озера, следует к Петербургу через Сестрорецк. Тогда-то из уст юных пересмешников и вырывается недоуменное восклицание: «С бодуна на трахалку!» И вправду, после большой пьянки не до радостей грешной любви, молча размышляют, с трудом примиряясь с неожиданной задержкой в пути, застигнутые врасплох пассажиры. Таким неестественным кажется им маршрут с Дибунов на Тарховку.

Впрочем, более низкий, по сравнению с Тарховкой, «статус» Дибунов, которые в фольклоре ассоциировались всего лишь с обильной выпивкой, недавно самым неожиданным образом повысился. С названия поселка на здании железнодорожного вокзала таинственно исчезла первая буква и Дибуны на зависть Тарховке превратились в «ИБУНЫ». Случилось это летом 2004 года, и остается только гадать, сколь долго должна отсутствовать буква «Д», чтобы новое фольклорное название прижилось.

С бороды на лысину