На игле

— Ты — грязная свинья, Франко! — говорит Гари, и тогда Бегби прячет в штаны свои причиндалы, затем хватает пригоршню земли со спермой пополам и бросает её Гари в глаза.

Тут я уже не мог сдержаться, потому что Гари взбеленился, вскочил и пнул Бегби, но попал только по подошве его кроссовки. Ну, тут он вообще вспенился, как молоко на плите. Если подумать, так это скорее о Бегби история, чем о Лиззи, хотя в основе её лежит именно тот отчаянный вызов, который Лиззи бросила Затычке.

Так или иначе, когда Томми сошёлся с Лиззи пару лет назад, большинство чуваков подумали: «Везёт же пидору!» Даже Кайфолому ни разу не удавалось вставить Лиззи.

К моему изумлению, Томми до сих пор так никак и не прокомментировал моё состояние, хотя, поскольку все атрибуты торчка были разложены на самом видном месте, можно было бы догадаться, что я уже на говне. Обычно при таких обстоятельствах Томми очень убедительно входит в роль моей мамочки, осыпая меня традиционным набором заявлений типа «ты губишь себя», «немедленно брось это», «неужели нельзя и дня прожить без этой гадости» и тому подобного дерьма.

А тут он мне говорит:

— Марк, что ты чувствуешь, когда колешься этой штукой?

В голосе его не звучит ничего, кроме искреннего любопытства.

Я пожимаю плечами. Мне не хочется говорить на эту тему. Эти учёные гондоны с дипломами в городском совете и университете задолбали меня этими беседами, когда я проходил консультации, но это мне ни хуя не помогло.

Томми тем не менее не отстаёт:

— Скажи мне, Марк. Я хочу знать.

Если хорошенько об этом подумать, то твой друг, особенно если ты вместе с ним побывал во всяких переделках — дерьмовых по преимуществу, — все же заслуживает того, чтобы ты хотя бы попытался объяснить ему, в чем тут дело, раз ты пытался втемяшить это даже ребятам из полиции мысли. Я набрал воздуху и начал речь. Говорилось мне на эту тему на удивление спокойно, внятно и легко.

— Трудно объяснить, Тэм, я никогда об этом особенно не задумывался. Ну, вроде как все вокруг становится более настоящим. Жизнь скучна и бессмысленна. Когда мы начинаем жить, мы на что-то надеемся, но потом приходится забить все надежды куда подальше. Мы осознаём, что рано или поздно сдохнем, так и не разобравшись, зачем жили. Тогда мы изобретаем всякие сложные идеи, которые интерпретируют различны ми способами реальность, но ничуть не прибавляют нам знания о действительно важных вещах. Короче говоря, мы проживаем короткую и полную разочарований жизнь, а потом умираем. Но перед этим мы успеваем заполнить её до отказа всяким дерьмом типа карьеры и личных отношений, чтобы создать иллюзию, что это всё не так уж бессмысленно. Героин — это честная штука, потому что он отбрасывает все эти иллюзии в сторону. Когда тебе хорошо с ним, ты ощущаешь себя бессмертным. Когда тебе плохо без него, ты понимаешь в сотни раз сильнее, какое жизнь, в сущности, дерьмо. Это единственный абсолютно честный наркотик. Он не изменяет твоего сознания. Он просто даёт тебе приход и вместе с ним — ощущение полного кайфа. А когда кайф проходит, ты снова видишь, как убог весь этот мир, но уже не можешь одурманить себя никакими иллюзиями.

— Хуйня, — говорит Томми. — Полная хуйня.

Скорее всего он прав. Задай он мне этот вопрос на прошлой неделе, я бы дал ему совершенно другой ответ. Спроси он завтра, он услышал бы тоже что-нибудь новенькое, но в настоящий момент я придерживаюсь той точки зрения, что ширево помогает, когда все остальное в мире начинает казаться скучным и бессмысленным.

Основная моя проблема заключается в том, что как только я чувствую возможность или ощущаю реальный шанс добиться чего-то, чем, как мне казалось, я хотел обладать, будь это девушка, квартира, работа, образование, деньги и тому подобное, предмет желания сразу начинает казаться мне таким унылым и банальным, что теряет всякую ценность в моих глазах. Героин — совсем другое дело. От него так вот запросто не откажешься. Он тебе этого не позволит. Пытаться завязать с ним — это самый большой вызов, который ты можешь бросить жизни.

— Ну и просто вставляет.

Томми смотрит на меня:

— Просто кайф. Просто вставляет.

— Кончай подкалывать, Томми.

— Я не подкалываю. Ты сказал, что это вставляет, вот я и хочу попробовать.

— Да не хочешь ты. Поверь мне, Томми.

Но это только распалило говнюка ещё больше.

— У меня есть башли. Давай свари мне дозняк.

— Томми… чувак, тормозни…

— Я тебе ясно сказал. Давай, мудила, вмажь меня, ты же мой дружбан или как? Свари мне дозняк. Не парься, один раз уколоться — беды не будет. Давай валяй.

Я пожал плечами и принялся выполнять его просьбу. Я хорошенько вычистил свою машинку, сварил лёгкий раствор и помог Томми вмазаться.

— Обалденная штука, Марк… охуительно клево, несёт, как на американских горках… у меня просто гудит всё внутри… просто гудит.

Увидев такую мощную реакцию, я даже слегка пересрался. У некоторых мудил, очевидно, предрасположенность к ширеву заложена от рождения.

Позже, когда Томми отпускает и он собирается уходить, я говорю ему: