Преступления в раннее Новое время варьируются по типу, частоте совершения и месту совершения. Уровень преступности в отдельно взятом графстве или провинции разнился в зависимости от культурных норм, принятых в данном регионе, степени урбанизации и сложности социально-классовой структуры. Внутри неоднородных территориально-административных образований вроде графства Саррей, граничащего с Лондоном, на рост преступности в значительной мере влиял и характер местности — село либо город. От поколения к поколению показатели также менялись. Два вывода тем не менее неизбежны. Преступность, разжигаемая хронической нищетой и социальными беспорядками, была очень серьезной проблемой для большей части западного мира, за исключением недавно созданных американских колоний, где на протяжении почти всей колониальной эры приезжие поражались уровню безопасности частной собственности. В Европе правонарушения обычно предполагали не только такие покушения на имущество, как кражи в лавках и мастерских или карманные кражи, но и грабежи, убийства и другие акты насилия7
. Кроме того, как и в случае с другими опасностями, в темное время суток увеличивалась, по-видимому, и численность таких преступлений, и степень их жестокости. Для драматурга-елизаветинца Томаса Кида ночь была «покрывалом для проклятых преступлений». «Ночью, — подтверждал Исаак Уоттс, — здесь, на земле, мы подвержены грабежам и насилию от рук злых людей, будь мы в Англии или за границей»8.Эти страхи, хоть и преувеличенные, ни в коем случае нельзя считать необоснованными. Без сомнения, большинство ночных преступлений были относительно мелкими: в основном кражи без применения насилия. Пристрастие воров к темному времени суток было столь известным, что в словаре 1585 года они описывались как опасные преступники, «которые спят днем», с тем чтобы «красть ночью». В городах распространенным правонарушением были кражи из доков или со складов. Любые виды имущества в глазах воров выглядели законной добычей. В Олд-Бейли, центральном уголовном суде Лондона, некоему Френсису Мальборо было предъявлено обвинение в том, что он ранним утром снимал свинцовое покрытие с крыш домов. В сельской же местности, где процесс обнищания оставался непрерывным вплоть до конца XVI века, воровство принимало формы браконьерства, грабежей в садах, а также кражи дров. В декабре 1681 года Оливер Хейвуд из Йоркшира писал в своем дневнике, что «множество народа выходит попрошайничать, да и воруют тоже достаточно», в чем он мог убедиться в том числе и на собственном опыте: однажды вечером у него украли трех кур, а две ночи спустя последовала кража денег и «жирной гусыни» из двух соседних домов. В XVIII веке почти три четверти краж в сельских районах Сомерсета и 60 процентов во французской области Либурн производилось после наступления сумерек9
.Подобные преступления хоть и были широко распространенной проблемой, но не вызывали такого страха, как кражи с применением насилия. Кражи со взломом и вооруженные ограбления случались реже, но повсеместно сеяли в обществе ужас. Однажды ночью 1666 года, например, Сэмюэл Пепис, будучи разбужен шумом, доносившимся в его спальню извне, сначала почувствовал «сильный страх». Выяснив, однако, что обеспокоившие его звуки долетают с улицы, где воришки крадут соседское вино, он, совершенно успокоенный, вернулся в постель. Большую тревогу внушала опасность вооруженного ограбления: например, Пепис, боявшийся «мерзавцев», мог ей подвергнуться, проделывая путь пешком поздно вечером от Гринвич-паласа до Вулиджа. Самым устрашающим моментом в ограблении была явная угроза физической расправы. Хотя смертельные случаи были редкостью, по крайней мере в Англии, вряд ли у кого-то вызывало сомнения, что разбойники всегда готовы использовать силу. Действительно, обычно для устрашения жертву сначала бесцеремонно сбивали с ног, а уж потом приказывали «встать и отдать». Оружием служили пистолеты, палки и кинжалы; большие банды были нетипичным явлением, но мало кто из разбойников орудовал в одиночку. И мало кто демонстрировал деликатное обращение с жертвами, благодаря которому несколько конных разбойников с большой дороги, вроде Дика Терпина или Джека Шеппарда, получили известность в 1700-х годах. «Проклятия на ваши головы, мертвецы вы все, если сию же минуту не отдадите часы и деньги!» — пригрозил вооруженный бандит пассажирам дилижанса на Принцесс-сквер в Лондоне. Начальник полиции в Сити сообщал в 1718 году: «Владельцы таверн, кофеен, лавок и тому подобных мест в один голос жалуются, что клиенты боятся приходить к ним в заведения после наступления темноты, опасаясь, что с их голов стащат шляпы и парики, отберут оружие или могут их ослепить, побить, зарезать или заколоть»10
.