Такие люди, «неискусные в обмане», были «слишком решительны», чтобы «выносить обиды», «слишком горды, чтобы льстить, слишком честны, чтобы лгать, слишком прямодушны, чтобы ублажать», по крайней мере в темное время суток, когда в наименьшей степени чувствовалась гнетущая атмосфера дня. Но все же гораздо важнее для них была спровоцированная ночью оголтелая погоня за удовольствиями. Наслаждение, свободное от социальных обязательств и ограничений. Автор «Распутника»
Генри Пичем, в ужасе от подобного распутства, оповещал в своем сочинении «Совершенный джентльмен»
В крупных или малых городах такие юноши обычно днем спали, а после заката пьянствовали и дебоширили. Некоторые откровенно резвились на аристократических собраниях, шокируя «менее развращенных». На концерте в 1706 году герцог Ричмонд предложил погасить свечи, чтобы гости «могли делать все, что им вздумается», однако это вызвало возражения здравых людей, «ведь присутствовало так много их жен и родни». Чаще всего молодые люди отказывались от приличных развлечений в угоду непристойным, предпочитая получать удовольствие от грубой обстановки борделей и пивных. «Пропить свой ум и растранжирить свое имение» — так выразился об этих задирах один из критиков. Сэмюэл Джонсон окрестил их «уличными лордами, переполненными до предела дурачествами, юностью и вином». В 1730 году лондонская газета утверждала: «Есть некое наслаждение в кратковременном падении на дно»18
.На самом деле можно заподозрить, что, несмотря на ярко выраженную антипатию к бедным, элита часто завидовала их «вульгарным развлечениям». Такова была, судя по уцелевшим фрагментам, тема комедии Ричарда Стила «Джентльмен» (17??). «Я думаю, вы счастливее нас, господа», — говорит сэр Гарри Северн слуге Тому Димплу, прежде чем спуститься с ним в «низший мир» для ночного разгула. В 1718 году герцогиня Орлеанская поверяла своему другу: «Крестьяне из Шветцингена и Офтерсхайма часто собирались вокруг меня и вели беседы, и с ними мне было гораздо веселее, чем с герцогинями из cercle[60]
». Предания говорят, что даже император Священной Римской империи Карл V (1500–1558) пришел в восторг от вульгарных манер простолюдина, с которым однажды вынужден был коротать ночь под Брюсселем. Рассказывают, что Карл от души хохотал над грубой речью крестьянина, пока тот мочился, не подозревая о том, кем на самом деле являлся его собеседник. «Ты пердишь», — упрекнул его Карл, на что крестьянин огрызнулся: «Хорошая лошадь всегда пердит, пока мочится!»19Джеймс Босуэлл, будущий владелец наследственного имения Охинлек, периодически извлекал удовольствие из связей с уличными девками. Будучи с визитом в Германии, он записал в дневнике: «Вечером почувствовал острую нужду пройтись, посмотреть на проституток Дрездена и развлечься, как я это делал в Лондоне. Низко. Низко». «Низкий кутеж» не только сулил плотские радости, но и был крайне привлекателен сам по себе, поэтому иногда Босуэлл прибегал к переодеванию. В июне 1763 года в Лондоне, в празднование «Ночи рождения Короля», он надел поношенный темный костюм с «грязными штанами из оленьей кожи и черными чулками». Решительно настроенный «побыть мерзавцем и увидеть все, что только можно увидеть», он прошелся по всему городу от шлюхи к шлюхе, попеременно называясь то цирюльником, то солдатом, а молодой проститутке с улицы Уайтхолл даже представился разбойником с большой дороги! «Я вернулся домой около двух часов ночи, очень усталый», — записал он. Даже священники нарушали свои обеты, развлекаясь в пивных и борделях. В XVII веке во Фландрии два официальных лица, декан Генри Уиггерс и каноник Арнольд Крайтерс, во время своих «ночных забав» в тавернах не только пили и играли в азартные игры, но также плясали и дрались. «Проткни его насквозь!» — кричал каноник своему другу в один из бурных вечеров, проведенных в таверне «Корона», пока тот дрался с противником. Путешественники объясняли недостаток фонарей на улицах крупных итальянских городов якобы желанием католических прелатов обделывать свои интимные делишки в темноте. Вот как высказался об этом один из посетителей Рима: «Сама по себе темнота улиц была подозрительна, ибо и к жизни ее вызвали помыслы не слишком духовного свойства»20
.Скрытая прелесть ночи не была чужда и женщинам благородного происхождения. Помимо бремени придворного этикета, они несли еще и бремя семейных ограничений. Их жизнь крутилась вокруг дома даже в большей степени, чем у простых женщин, а возможностей для личной реализации или независимости было еще меньше. Героиня баллады «Гибель любви» жалуется на насильственные браки, от которых страдают девушки: